– Что?!
Он с готовностью повторил еще раз:
– Ерунда. Или ты хочешь сказать, что манера исполнения никогда не меняется?
– Ну, в определенной степени, конечно, меняется.
Несмотря на эту незначительную уступку, он продолжал настаивать:
– Значит, я только что слушал именно тебя, а другой человек исполнил бы это иначе.
– Конечно, – согласилась Милли. – Но это не означает, что те чувства, которые ты уловил, вернее, подумал, что уловил, – поправилась она, – были моими.
На какое-то мгновение их глаза встретились, и Рональд раздраженно втянул воздух и запустил руку в свои волнистые волосы.
– Ты, – наконец произнес он, – абсолютно не разбираешься в человеческих эмоциях, но играешь, как ангел. Ладно, черт побери, пойдем поедим, пока я окончательно не забыл о своих добрых намерениях.
За ужином он пребывал в странном, тяжелом настроении. Уловив это, Милли почувствовала, как напряглись и ее нервы. А в результате вернулась присущая ей неуклюжесть. К ее полному смущению, она разбила тарелку, уронила два столовых прибора и рассыпала мандарины, горкой лежащие на деревянном блюде. С пунцовым от стыда лицом она нагнулась, чтобы подобрать их.
– Оставь их, – резко сказал Рональд и испытующе посмотрел на нее. – У тебя снова болит запястье?
От удивления Милли замерла. Она почти не ощущала, как болит рука.
– Немного.
– Да не сиди ты с таким трагическим видом.
Подумаешь, тарелку разбила, – сухо заметил Рональд. Облокотившись о стол, он смотрел ей прямо в лицо. – Почему ты так напряжена?
– Вовсе я не напряжена, – пробормотала Милли, нервно комкая салфетку, чтобы не смотреть ему в глаза.
– Тогда положи салфетку на место. Он взял отставленный ею бокал и, налив в него вина, подвинул через стол к ней.
– Тебе нужно немного выпить. Давай, вино не отравлено, а я уж не допущу, чтобы ты снова напилась, потому что не уверен, – добавил он тихо, – что смогу держать себя в руках.
Вспыхнув от смущения, Милли взяла бокал. У нее так дрожали руки, что немного вина тут же пролилось на рукав белой блузки. Она чуть было не заплакала от досады.
Рональд протянул руку к серебряной солонке и, не спрашивая разрешения, щедро посыпал солью малиновое пятно. Милли с деланным вниманием смотрела, как белые крупинки постепенно темнеют, впитывая вино.
– Подожди, пока соль все впитает. Затем опустишь блузку в холодную воду. Для этого тебе, конечно, придется ее снять, – добавил он сухо. Ее глаза взметнулись к его лицу. – И тогда я уж точно не смогу справиться с собой…
Милли резко вскочила, опрокинув стул, и зажала уши.
– Перестань! – закричала она. Он встал. Милли попятилась. – Не приближайся ко мне, – напряженным шепотом проговорила она.
Брови Рональда поползли вверх.
– Насколько я понимаю, тебе больше не хочется играть для меня. В таком случае я сделаю то, что обещал.
Милли непонимающе взглянула на него. Он улыбнулся ей своей неотразимой улыбкой.
– Иди переоденься и замочи в холодной воде блузку. А потом я научу тебя танцевать, – сказал он и, отвернувшись, бросил через плечо:
– Даю тебе пять минут.
Милли ринулась в свою комнату и, сорвав с себя блузку, опустила ее под струю холодной воды в раковине. Потом она лихорадочно натянула старую хлопковую юбку с резинкой на талии и футболку.
Рональд ждал ее в зале. Канделябры с зажженными свечами были теперь расставлены по всей комнате. Милли замешкалась в дверях.
– Сейчас здесь все выглядит иначе, – неловко заметила она.
Он легко вскочил на ноги.
– Конечно. Ведь это уже не концертный зал, а танцплощадка, не так ли? Подойди сюда.
Осторожно, словно канатоходец по туго натянутому канату, Милли пересекла зал. Она надела свои любимые балетные тапочки с тряпичными подошвами. Рональд взглянул ей на ноги.
– Сейчас же сними их, – сказал он. Милли была поражена.
– Почему?!
Он ухмыльнулся.
– Они скользкие. А ты сейчас в таком состоянии, что вполне способна сломать ногу. Если не свою, то мою.
Это предположение было недалеко от истины, и Милли без возражений сняла свои тапочки, но все же одарила его не очень-то любезным взглядом. Хмыкнув, он нажал кнопку магнитофона. Мощная мелодия в ритме рока заполнила всю комнату. Милли вздрогнула от неожиданности.
– Ты привез это с собой?
– Нет, – с иронией сказал Рональд. – Да нет же. Эта кассета была здесь. Я еще раньше заметил ее. Добрый старый Пит, очевидно, не так консервативен, как ты.
Милли поняла, что задела его за живое.
– Извини. Просто я никогда не слышала ничего подобного, – сказала она.
В ответ он лишь пожал плечами и подошел к ней вплотную.
– Ну, а теперь вот что. Скажи мне, пожалуйста, когда ты танцевала в последний раз? Милли напрягла память.
– Это было в школе, на уроке танцев. Его лицо было по-прежнему непроницаемым, но Милли почувствовала, что он снова рассердился.
– Живя в такой семье, как твоя, ты наверняка должна была все же посещать какие-то танцевальные вечера, благотворительные балы и тому подобное. Что, ты вообще не танцуешь?