Девочка пожала плечами и ослабила пояс на платье. Потом поправила волосы — прядка к прядке, и впрямь, как королева. Один за другим сняла браслеты… «А ты полагала, я стану тебе помогать? — думал Эш, наблюдая за ней. — Вести за собой в парном танце? Нет, и не надейся. У каждого — своя партия, если бы ты ещё знала, что это значит!»
Девочка последний раз посмотрела на него — сверкнули глаза в прорези маски — и отошла. Воздух натянулся, словно струна. Замерли светлячки, стрекотня фейри, бубенцы и колокольчики, даже ручей теперь не было слышно. Наступила так желанная Эшем тишина.
В ней пискнула, тонко, по-детски, скрипка — и в такт ей девочка осела на землю, как смятый цветок, как мёртвая птичка. Опустилась, вытянув руки, точно лебедь в модной постановке королевского балета. И замерла.
Удивлённый Эш тоже замер. И лишь спустя секунду — и требовательный стон скрипки — понял, что следующий шаг его. Девочка ждёт ответа.
Он подошёл к ней, тихой, точно мёртвой. Наклонился — и она скользнула ему в руки, ломким, неестественным движением, как кукла. Повисла в его объятьях, обхватив ногами бёдра, а её волосы, будто сами собой рассыпались ей по спине и ему по плечам. Теперь она пахла мёдом.
Где-то там, за границей поляны, в другой жизни и другой реальности скрипка надрывалась и стонала, но Эш слышал её только краем уха. Здесь и сейчас это было неважно — ничего не было важно, кроме танца. Как и любой фейри, Эш умел — и хорошо умел — танцевать, но эта девчонка-полукровка не просто танцевала: она как будто играла с ним угадайку. И он позорно проигрывал.
Эш кружил её — а она ускользала. И уже не кукла, а бабочка, а потом сорванный цветок, подхваченный ветром, и, наконец, птица, летящая ему в руки — она снова падает ему в объятия. И опять сломанная марионетка. Эш пытался перевести танец в привычное русло, прижимал девочку к себе — она изворачивалась, обхватывала руками грудь, выгибалась… Он отталкивал её — она падала, перекатывалась, садилась на шпагат и тут же вытягивалась, молитвенно сложив руки…
Они не были равны в этом танце, как Эш и рассчитывал. Но он не думал, что девочка обойдёт его, что станет задавать тон в их «паре». Она что, из королевского балета? Но туда не отбирают девчонок низкого происхождения. Где же она тогда научилась?
Закончили они, кружась в бешеном ритме, вцепившись друг в друга: никто не хотел уступать. «Не отпущу, — думал Эш. — Последняя нота будет моей». А девочка сверкнула улыбкой и вывернулась — всё выглядело так, будто он сам её отпустил. Вывернулась, упала, снова покатилась по земле и замерла в той же позе, с которой начала танец. Певчая птица, свободная, как ветер, притворяющаяся сломанной марионеткой. Эш потянулся к ней — и последний аккорд рассыпался в натянутом струной воздухе.
Девочка откинулась назад, изогнулась, встретилась с ним взглядом. И Эш, глядя на неё, весело подумал: «Я проиграл». Никогда ещё эта мысль не приносила ему столько беспричинного удовольствия.
От рогатого фейри тянуло болью — сладкий запах тлена, Фрида чувствовала его, когда прижималась к партнёру — или скорее уж сопернику — во время танца. Боль объясняла безуминку в его глазах, она же была странным контрастом его внешнему виду. Наглец и хам, рогатый страдал. По коже пробежали мурашки. На мгновение Фрида уловила — не услышала, а почувствовала — его крик.
«Беги от него», — сказала Фрида сама себе. И сама же подалась рогатому навстречу, когда он наклонился к ней, помогая встать. Его рука обжигала.
— Где ты научилась так танцевать?
Фрида рассмеялась.
— Ты не часто здесь бываешь? — После танца обращаться к нему на «вы» было бы неправильно.
— Я не местный.
Фрида кивнула. Конечно, или бы знал о ней. Все знали: Фриду и её танцы любит Лесной король, она завершает каждый бал, но всегда одна. Никто не хочет встать с ней в пару, и неудивительно: никто из фейри не любит быть вторым. Лесной король, видевший досаду на лице дочери, когда кавалеры-фейри обходили её стороной, всегда улыбался и говорил, что однажды она встретит достойного партнёра. Сам же король танцевал с Фридой всего раз — и никогда больше, сколько бы Фрида ни просила. Она до сих пор помнила это ощущение: словно танцевала с самим лесом. Кружилась на поляне, и лес отвечал ей. Тоже не на равных — как могут человек и сама природа быть равны?..
Сейчас танец напомнил бокал крепкого вина. Фрида не чувствовала восторга, хотя давно ждала, что её пригласят. Какой восторг — раз за разом окунаться в чужую боль? Даже прикосновения рука к руке горчили.
Воздух, до этого неподвижный, теперь дохнул ветром в лицо. Ледяным ветром. Фрида поймала ничего не выражающий взгляд Лесного короля и отняла руку, отвернулась. Правда, не успела сделать и шага.
— Куда же ты, танцовщица? — Горячие руки легли ей на плечи, обожгли сквозь ткань платья. — А как же твоё желание?