Фрида приказала подать карету и взяла с собой экономку. С Мирой было бы легче, но селки не разбиралась в нарядах, а значит, толку от неё не будет. Что ж, Фрида потерпит миссис Блаут, не настолько это тяжело.
Уже в холле, где Фрида поправляла перед зеркалом шляпку, её догнал камердинер герцога.
- Миледи, - глаза он снова прятал, а в голосе не было ни следа прежней твёрдости. – Я… Я…
Фрида молча ждала, и Дикон, наконец, выпалил:
- Я должен просить прощения… - Он сделал попытку упасть на колени, но Фрида схватила его за плечи.
- Ричард, да что с вами? В чём дело?
- Вчера я вёл себя с вами неподобающе. Я… Прошу меня простить.
Фрида, хмурясь, смотрела на него.
- Ричард, ради всего святого, вы меня пугаете. С вами точно всё в порядке?
- Леди очень добра, - невпопад выдавил Дикон, по-прежнему не встречаясь с ней взглядом.
- Ричард, посмотрите на меня.
Дикон поднял голову, и Фрида, заглянув в его беспокойные, грустные глаза, вдруг почувствовала, что головокружение вернулось. В глазах этого бедняги была такая бездна, она так засасывала…
- Миледи…
- Послушайте, Ричард, если бы я не знала, что это невозможно, я бы подумала, что вы двоедушник, - вырвалось у Фриды, и Ричард отшатнулся.
- Мадам, что вы делаете с моим Диконом? – прогремел сверху, с открытой галереи над холлом, голос герцога.
Фрида вздохнула.
- А на что это похоже, милорд? Мы разговариваем. Ричард, прошу прощения за мою резкость. Я вижу, теперь я вас напугала. И ваши извинения приняты. В следующий раз, если вашему господину станет плохо, будите меня сразу же: я хочу посмотреть, как он умирает.
- Ах если бы яд в вашем голосе мог меня отравить! – с насмешкой отозвался герцог.
- Ах если бы, - совершенно серьёзно повторила Фрида.
Над городом с утра висел туман – впрочем, совершенно обычный. Но из-за него было промозгло, и воздух казался густым, как вата. В тумане вязли звуки, прохожие и кэбы. Глядя на всё это из окна, Фрида подумала, что не могла выбрать дня для похода по модисткам хуже.
Примерять платья она никогда не любила, особенно, если шить их приходилось срочно. Всё вокруг сливалось в один сплошной поток тканей, оборок, кружев, галунов… А ещё лиц – портнихи и её помощниц. Все они что-то говорили, и где-то сбоку кудахтала миссис Блаут, а Фриду укутывали, обвешивали, заворачивали в рулоны ткани, прикладывали к ней то один образец, то второй, обсуждали фасон, рисунок вышивки… Послали за ювелиром, и пришлось выбирать драгоценные камни и уже готовые украшения, которые к концу третьего часа казались Фриде совершенно одинаковыми.
Примерки всегда давались ей тяжело.
После, когда всё (хвала богам!) было закончено, миссис Блаут потащила леди в ресторан – один из лучших в столице и вообще в империи. Находился он недалеко от мастерской модистки, и у герцога там, оказывается, был заказан столик – каждый раз, как милорд приезжал в столицу, дворецкий покупал ему ложу в Опере и Национальном театре, заказывал столик в лучших ресторанах, присылал портных…
- И что, герцог оценил? – узнав об этом, с усмешкой поинтересовалась Фрида.
Экономка со вздохом ответила, что Его Светлость не любит светскую жизнь и даже в ресторане бывает крайне редко. Всё больше ездит во дворец. Но может быть, сейчас, с появлением герцогини Виндзор…
Фрида в ответ предпочла промолчать.
Последние дни она почти не читала газет: не было времени и желания тоже. Фрида слишком хорошо представляла, что увидит на первой полосе. Но сейчас, когда выйти в свет пришлось, она сполна насладилась славой, которую ей заботливо обеспечили мать и муж. Нет, от Фриды не отворачивались при встрече (знак полнейшего презрения у высшего сословия), наоборот, на неё смотрели, и от этого было не по себе. Когда-то в похожей ситуации Фрида предпочла уехать в Хэмтонкорт, забиться в глушь и преподавать спокойно. Нет, в смерти маркиза Вустермора его вдову не обвинял никто, но слухи, один скандальней другого, ходили. Уж очень быстро маркиз угас, а ещё ведь совсем недавно в салоне графини Н. лапал свою прелестную жёнушку пониже спины. К тому же, его вдова собралась (о, ужас-ужас!) работать! На целый месяц тогда на Фриду ополчился, кажется, весь высший свет. Но сейчас было иначе: теперь её жалели. Маг, тиран, бунтарь совсем недавно выкинул такой фокус на императорском балу, что некоторые дамы до сих пор в себя прийти не могут. А тут ещё и эта ужасная, позорная свадьба…
Стоило Фриде сесть за отделённый от зала ширмой стол на балкончике галереи, как к ней принялись (под разными предлогами) подходить давно забытые знакомые виконтессы-баронессы-графини, выражать свои поздравления, граничащие с соболезнованиями, и пытаться выяснить подробности её семейной жизни. Фриде кусок в горло не лез.