Танец меча

Две машины пришлось пропустить: у водителей были эйдосы, и Арей не имел над ними власти. Он мрачно смотрел, как они приближаются. Как страж мрака, он замечал не столько людей, сидевших за рулем, сколько то, что находилось у них в центре груди. Первая машина резко отвильнула, когда он выступил на дорогу, негодующе загудела и пронес­лась. Эйдос у ее хозяина был красный, раздражен­ный, как тлеющий огонек сигареты на ночном бал­коне. Данный гуманоид не желал пускать никого в свою улитку на колесиках, заработанную честным трудом.

Вторая машина начала притормаживать, в со­мнении канючить поворотником, но в последний момент дернулась и проехала. Эйдос у ее водителя бледнел, мигал, трусливо переливался. Было замет­но, что человек разрывается между желанием по­мочь и страхом запачкать сиденья. Если бы просто вымокшая девушка, а то мужик еще с ней здоровенный… ну их… влипнешь еще в историю… лучше про­ехать и забыть.

Третья машина — тяжелая фура — оказалась подходящей. У ее водителя эйдоса не было, и он по­слушно, как сомнамбула, стал подводить свой авто­мобиль к барону мрака. Арей уже приготовился вы­швырнуть его из кабины, но в этот момент откуда-то сбоку непрошено вынырнула маленькая, в две двери, машиночка с сердобольной барышней, как-то угля­девшей дрожащую Варвару. У барышни эйдос был. Мокрая Варвара, благодарно кивнув, скользнула за отодвинутое сиденье. За ней без смущения просле­довал Добряк, мгновенно заполнивший собой всю машинку и дружелюбно вильнувший хвостом прямо по лицу барышни.

Арей влез третьим и, почти уткнувшись коленя­ми в лобовое стекло, захлопнул дверь.

— Ну, поехали, раз такое дело! — сказал он.

Машинка тронулась, увозя барона мрака и его непутевую дочь.

Спереди сидела барышня с эйдосом, непрерыв­но трещавшая и предлагавшая Варваре зеленку и валидол — все, что нашлось в ее давно раскурочен­ной аптечке. Печка работала на полную мощность. Варвара начала согреваться. Под ногами у нее, сжав­шись до невозможности, лежал поскуливающий До­бряк. Арей все хмыкал и, думая непонятно о чем, ка­чал головой.

Глава 14. Двое

Человек чаще всего ощущает сча­стье постфактум. Может, мне когда-нибудь и глоток воды будет казаться счастьем, и досадно будет, что я так глупо, так впустую тратил жизнь.

Эссиорх

— У нас на работе одна женщина называла мужа «зайчик». И когда он приходил, ей все кричали: «Зай­чик пришел!» — произнесла Бабаня, входя в комнату. В руках у нее была тарелка с рыбным филе.

Бабаня всегда появлялась с какой-нибудь фразой или историей. Просто так она еду не носила.

— Тогда уж припрыгал, если зайчик! — отозва­лась Ирка, с тоской подумав, что уж ей-то так ни­кто никогда не скажет. Ни зайчиков, ни кроликов, ни сусликов в ее жизни не будет. Ну и прекрасно! Обойдемся без зоопарка!

Бабаня поставила тарелку на стол, толкнув кла­виатуру. На двери у Ирки висело зеркало. Возвраща­ясь, Бабаня повернула голову и строго посмотрела на свое отражение, точно спрашивала, как оно осме­ливается быть таким возмутительно немолодым.

Ирка вспомнила, что, когда после аварии она ле­жала в хирургии, там тоже имелось зеркало. И вот однажды она слышала, как Бабаня сказала своему зеркальному двойнику: «Что смотришь? Жалко себя? Отныне твое «хочу» похоронено на Митинском кладбище!»

Что означала эта фраза, Ирка тогда не поняла, но запомнила и потом часто вертела, как ребус. Что за «хочу»? Почему на кладбище? Может, это относи­лось к тому инженеру с седыми висками, который ухаживал тогда за Бабаней? Или к мечте получить второе высшее образование? Или к чему-то еще? В любом случае «хочу» лежало в Митине, в кладби­щенской глине, и его мочило дождями.

У маленьких детей и кошек есть любопытный способ сопротивления. Они становятся такими гиб­кими и расслабленными, что их невозможно дер­жать. Внешне они будто и не вырываются, но точно вытекают из рук.

Примерно то же происходило теперь с Иркой. Она сопротивлялась жизни именно в таком прови­сающем стиле. Была ласкова и вежлива с Бабаней, с навещавшей ее Дафной, с Эссиорхом. Послушно пила лекарства, послушно заходила на два-три зна­комых форума в Сети, но все делала машинально, выскальзывая. Даже читала машинально. Листала какую-нибудь совершенную муть или вяло выбирала изюминки хорошей прозы.

И Бабаня, и Дафна отлично это ощущали. Бабаня потому, чтобы была все-таки Бабаней, ну, а Дафна — светлым стражем, хотя и далеким от совершенства. Порой Бабаня и Дафна тревожно переглядывались. Обе ощущали близость бури, как опытный рыбак угадывает шторм в гладком утреннем море.