Даф отпустила его холодные, как у мертвеца, пальцы.
— Значит, ничего?
— Да, ничего, — отозвался Меф.
— Да, — запоздалым эхом откликнулась Дафна. — Много — это все равно что ничего.
* * *
По подземному переходу тек нескончаемый поток. Тысячи ног, шаркая, стирали плиты. Варвара лежала с закрытыми глазами и представляла, что она на океанском берегу. Рядом с ней лежал Добряк, пахнущий украденной шаурмой. Он не прекращал налеты на покупателей пищевых точек Нового Арбата даже и теперь, когда Варвара все никак не могла выпутаться из похожих на столики «п» слова «грипп».
Арей, сидя в кресле, неотрывно смотрел на Варвару. Она ощущала его плотный взгляд даже через одеяло.
— Я подыхаю! У меня все болит! Микробы гадят мне в мозг, — не открывая глаз, хрипло пожаловалась она.
— Ничего. Все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Резерв жизни у тебя колоссальный, — спокойно отозвался Арей.
— Откуда вы знаете?
— Если я погонюсь за тобой с ножом, ты побежишь от меня? Значит, сил вагон. Опять же — всегда можно вырастить новый вирус и получить от Лигула премию.
— Лигул — это ваш друг, который никогда не спит? — уточнила Варвара и сразу, без перехода, врезала Добряку локтем. — Не стягивай одеяло, болонка!
С каждым следующим часом человеческий поток в переходе редел. Город закрылся на ночь, вывесив таблички созвездий на подвижных гвоздиках спутников. Метро остановилось. В половине третьего снаружи, совсем рядом, подрались два наркомана. Третий целеустремленно колотил ногами в дверь.
— Ну если ты так хочешь, я открою, — устало откликнулся Арей.
Он встал, собираясь выйти, но Варвара удержала
его.
— Не надо! Он сейчас сам уйдет! Скажите мне «спокойной ночи»! — потребовала она сквозь одеяло.
— Спокойной ночи! — послушно отозвался Арей.
— Хоть бы вы уже делись куда-нибудь из моей жизни. В другое место бы переехали, что ли? — сказало одеяло.
Арей вздрогнул.
— Почему? — спросил он у одеяла.
— Потому что я к вам начинаю привыкать. Скоро я буду такая же, как и вы.
— А тебе это не нравится? — небрежно спросил Арей, не выдавая голосом волнения.
— Ну не то чтобы не нравится. Просто же это уже не буду я. — Варвара решительно придвинула к себе Добряка и дала ему подзатыльник, чтобы он стал послушной подушкой.
Глава 20. Выпей йоду!
Настоящая вечность начинается, когда человек растворяет свои интересы в других. Тогда жизнь мало-помалу заполняется чужими радостями, которые воспринимаются как собственные. Все радости мира — твои, и все горести мира — твои. Только так, и никак иначе.
Вечером Меф пришел домой. Ему хотелось не то чтобы попрощаться, но внутренне подвести итог жизни. Все его близкие были дома, и все на кухне.
Похудевший Эдя смотрел в хрустальный шарик, промахиваясь печеньем мимо открытой банки с кабачковой икрой. Рядом на одном стуле сидели Зозо и Игорь Буслаевы и кормили друг друга шпротами, вылавливая их пальцами за хвостики. Тоже из консервной банки. Мытьем посуды, как занятием бесконечно пошлым, никто не заморачивался.
— Поворотись-ка, сынку! Я посмотрю, вырос ли у тебя хвост! — заорал Игорь Буслаев.
— Хвост у Дарвина, — отозвался Меф.
Буслаев-старший шутки не понял, и Меф сообразил, что хвост имелся в виду тот, что на голове. Он сел на свободный стул и отобрал у Эди банку с кабачковой икрой. Еще месяц назад Хаврон разорался бы, что надо самому работать и он никого кормить не намерен, а теперь даже не заметил. Печенье продолжало слепо тыкаться в стол, где, как предполагал Эдя, все еще находилась банка.
— Он ничего не слышит! И ничего не видит, кроме своего шара! Аня ему недавно звонила, так он даже трубку снимать не стал. Он в полной отключке! Смотри! — Зозо протянула руку и помахала ладонью у брата перед глазами.
Эдя дернул головой вначале в одну сторону, потом в другую. Ладони он, видимо, вообще не видел, только понимал, что что-то отгораживает его от шара.
Зозо пальцами сняла с губ у мужа прилипший шпротный хвостик.
— Мне кажется, что Эдька… ну как бы сказать… уже не здесь! Он в шаре! — озабоченно продолжала она. — А ведь у красотки его вместо зубов цепная пила!
— Чего? — шепотом переспросил Меф.
— Ну да, — спокойно подтвердил Игорь Буслаев. — Да ты не бойся громко говорить! Сказано же тебе: не слышит! Он тут вчера заснул на полчаса, так мы в шар посмотрели! Вместо зубов у нее пилы, и в разные стороны ползут!
Мефодий осторожно обошел дядю со стороны окна. В шарике у него была все та же потребительская идиллия — дом, спортивная машина, розовый садик. На крыльце стояла манекенщица и приветливо манила Эдю пальчиком. Губы у нее были пухлые, а вот зубов не разглядеть. Она зачем-то закрывалась ладонью.