Литавры сбились с ритма, его плечи поникли, как несвежий порей, он умолк. Те, кто шел следом, толкали его вперед, впиваясь пальцами в ребра, и Певуну пришлось двинуться дальше. А затем на подмогу пришло спиртное, придав мужества, пусть и ложного. Певун распрямился и снова затянул песню, а потом повел вереницу дальше, взяв четырех девушек в круг.
Две по-прежнему смеялись, третья заулыбалась, но Кэти продолжала хмуриться. Иногда ей нравились шутки, но все заводилы этой компании были из ее деревни, вели себя отвратительно и еле держались на ногах. Сол и Грамблер заслужат дурную славу, в особенности среди методистов. С полдюжины человек уже свалилось в канаву, они барахтались и матерились в грязи. И вдобавок она терпеть не могла Мозеса Вайгаса, вечно он скалил пасть и валял дурака, а частенько и пытался запустить руки ей под юбку.
На пару секунд Певун застыл перед ней, пытаясь вызвать ее улыбку, но не преуспел. Кэти понятия не имела, что является объектом его поклонения, ведь все считали, что это вовсе не в его стиле. Певун уже было снова пал духом и решил ретироваться, как кто-то выдернул литавры из его рук и чуть не задушил его веревкой, на которой они висели на шее. Это оказался старший брат мальчишки, у которого Певун стащил литавры, красномордый детина с бычьей шеей, явно лезущий на рожон. Певун робко ухмыльнулся и обернулся к Мастаку, стоящему позади, спросив его, не может ли тот вернуть литавры. После чего увидел, как Мозес Вайгас протянул лапу и нахлобучил лучшую шляпку Кэти ей на глаза.
Учитывая вполне понятное нежелание затевать свару с незнакомцем из-за детской игрушки, которая тому же и принадлежит, Певун изменил решение и со всей силы врезал изумленному Мозесу, тот рухнул на толпу за своей спиной. И в мгновение ока тридцать или сорок человек, среди них и женщины, стали драться, а в центре свалки, как случайно уцелевшие в центре тайфуна, стояли Кэти и Певун, уставившись друг на друга.
Через несколько мгновений, получив удар кулаком в спину, Кэти выкрикнула:
— Ах ты, мерзкий паскудник, слизняк, хряк-переросток, а ну, прочь с дороги! Лодырь вонючий! Хватит блеять и вали домой!
Зажав шляпку в руке, она протиснулась через толпу дерущихся и скрылась во тьме, а за ней с превеликим трудом проследовали три ее подруги.
Когда Росс пришел домой, Демельза уже лежала в постели.
— Ты нездорова?
— Вполне здорова.
— Ты ведь не станешь меня обманывать?
— Я встала в шесть утра. Ужин тебя дожидается, если хочешь.
— Я видел. Джереми, Клоуэнс и Стивен уже на него набросились.
— Ты купил лошадь для Беллы?
— Да, Белла еще на конюшне. Никак не может от нее оторваться.
— Как ее зовут?
— Хорас. Сокращенное от Горация, я полагаю.
— Значит, одно имя можно выкинуть из нашего списка, — сказала Демельза. — В любом случае Гораций Полдарк мне не нравится. Еще не дай Бог увлечется морем.
Росс оглядел комнату, такую знакомую, с привычной потрепанной мебелью. Он расстегнул сюртук и посмотрел на Демельзу — та сидела, откинувшись на подушку, с рукой под головой, рукав ночной сорочки задрался. Это была ее правая рука, а Демельза была правшой, но мышцы руки лишь подчеркивали элегантную форму.
— На что ты смотришь? — спросила она.
— На тебя.
Демельза едва заметно улыбнулась.
— Что ж, если ты не возражаешь, что я так раздулась, еще не поздно.
— О нет, как раз поздно. Иногда можно рискнуть, но иногда — нет.
— Что ж, мне жаль. И я рада.
— Одновременно?
— Да, одновременно. Мне жаль, потому что мне бы тоже этого хотелось. Но я рада, потому что я по-прежнему тебе нравлюсь.
— Ты мне нравишься.
— Хм... — Демельза посмотрела на него, склонив голову набок. — Но всё же внешний вид — это большая часть желания. Ведь так? И когда я такая неуклюжая...
— Никакой неуклюжести, это вполне естественно. Ты придаешь этому слишком много значения.
— Возможно. — Демельза опустила руку и поправила рукав ночной сорочки. — Ступай, ешь свой ужин, мой возлюбленный.
— Я не голоден. Я весь день будто только и ел всякую снедь вместе с Беллой. Какой же у нее аппетит! И какие странные комбинации может переварить ее желудок! Пирог с крольчатиной, сливки и бананы! Яйца вкрутую с печеньем и клубничным джемом...
— Благодарю, достаточно. Не сомневаюсь, что ночью ей будет плохо.
— Ты помнишь, чтобы когда-нибудь ей было плохо?
— Нет, не считая коклюша.
Росс сел на краешек кровати и зевнул.
— А себе ты купил лошадь? — спросила Демельза.
— Нет.
Он рассказал причину, а потом кратко обрисовал события дня. Росс упомянул и о встрече с лордом Фалмутом.
— Так значит, ты еще не решил, — сказала Демельза.
— Не совсем так.
— Почему? Ты не станешь баллотироваться?
— Я сказал, что подумаю и напишу ему в течение недели.
— Что ж, тогда... Ты говоришь, что соперников не будет?
— Не в Труро. Кандидат лорда Фалмута будет единственным.
— Но ты по-прежнему колеблешься?
Повисла долгая пауза.
— Ты правда хочешь, чтобы я согласился, дорогая? — спросил Росс.
— Хочу ли я?
— Разве ты не твердишь об этом в последнее время?
— Вовсе нет. Я хочу, чтобы ты делал то, к чему лежит душа.