Когда пришло приглашение, Джереми написал отказ, надеясь избежать еще одной болезненной встречи. Потом он разорвал его, провел бессонную ночь и отправил письмо, в котором принял приглашение. Пока он не решился покинуть Корнуолл, не принял решение насчет своего бесплодного и неясного будущего, стоит ли избегать всех контактов только потому, что он боится этой пугающей встречи? И почему он боялся ее? Он знал, что любит Кьюби и только Кьюби, что никогда не встретит такую, как она. Но он уже чувствовал себя так, словно увяз из-за этого в грязи. Неужели станет еще хуже, может ли вообще стать еще хуже после встречи с ней?
К тому же ему пришло в голову, что во время той катастрофической встречи на Пасху он мог допустить серьезную тактическую ошибку. Именно из-за того, что его чувство так глубоко, будто вся его жизнь поставлена на карту, Джереми прожигал ее взглядом и довел до слез, упиваясь своим отчаянием, горечью и гневом. Вероятно, мог найтись другой способ обращаться с этой юной леди? В конце концов, она еще ни за кого не вышла замуж. Ни к кому не привязана. Майор Тревэнион едва ли сможет держать ее под замком всю жизнь, отпустив добровольную жертву своей алчности, только когда постучится в дверь правильный кавалер.
Поэтому, когда Джереми подошел к экипажу и увидел, как она сидит там в бархатном платье цвета спелой сливы (которое совсем не подходило к ее черным волосам, но всё же непостижимым образом только усиливало ее красоту), он поцеловал ее руку со всем изяществом и с самой утонченной улыбкой, словно любящий старый друг, а не отвергнутый любовник, желающий видеть ее либо в своей постели, либо в аду. Не успел ее беспокойный взгляд смениться легким удивлением, как его окликнул Огастес и немедленно вовлек в беседу о Лондоне, о ходе войны и о полученных преимуществах. Джереми тактично привлек Кьюби к разговору, уделив отдельную порцию внимания Клеменс, которую очень любил и которой восхищался, разумеется, совсем в другом смысле. В результате первоначальное смущение испарилось. Джереми умудрился зайти так далеко, что поинтересовался, здесь ли сегодня майор Тревэнион, на что получил ответ, что тот едет в одном экипаже с сэром Джорджем, леди Харриет Уорлегган и мисс Марией Агар.
Перед ними расстилалась поистине чудесная картина, залитая рассветным солнцем. Казалось, тут присутствуют все известные человечеству транспортные средства. Экипажи, наполненные элегантными дамами и некоторым числом блестящих военных в черно-алых мундирах из ополчения Брекона и Монмута, фермеры на приличествующих случаю повозках, торговцы с женами и дочерями, прибывшие в двуколках и легких каретах, изящные джентльмены верхом на разгоряченных жеребцах, мальчишки на крупных ломовых лошадях, разукрашенные фургоны, деревенские ребята на грязных телегах, ослы и мулы, доставившие рабочих с шахт, а также множество людей, передвигающихся на своих двоих. Этот выдающийся день превратил чавкащую трясину в праздник веселья и цвета.
Сегодня был еще дополнительный повод для веселья и радости — новость об очередной военной победе, только что прибывшая, но на этот раз не от Веллингтона или с полуострова, а из далекой Канады. Американцы снарядили большую военную экспедицию в Канаду под командованием генерала Халла, в середине июля Халл пересек узкий канал между озерами Гурон и Эри и направил серьезные военные силы в верхнюю Канаду, намереваясь овладеть всей страной от имени Соединенных Штатов.
Но не сумев сохранить этот импульс, окруженный недружественной дикой природой, он принял решение вернуться на базу в Детройте. Тогда гениальная громада, легенда Нормандских островов, генерал-майор Исаак Брок, охраняющий тысячу миль Британской границы силами четырнадцати сотен человек, из которых две трети были индейцами или неподготовленными добровольцами, решил отыскать несостоявшегося захватчика, сам вторгся на территорию Соединенных Штатов, осадил Детройт, а затем захватил его вместе с гарнизоном в две с половиной тысячи человек, несколькими офицерами и двадцатью пятью орудиями.
Когда Джереми наконец удалось перекинуться словечком с Кьюби наедине, он сказал:
— Я дал себе зарок.
Она не взглянула на него.
— Но сейчас не Новый год.
— Разве это важно?
— Смотря что ты себе обещал.
— Мой зарок — вечно восхищаться тобой и никогда ни в чём не упрекать.
Она подняла палец и аккуратно заправила прядь волос за ухо.
— Вот бы приятный был сюрприз.
— Это так. Уверяю тебя!
— Боже мой, но как это произошло?
— Я стал старше и менее горячим.
— И, без сомнения, подыскал другую молодую леди, получше меня.
— Наоборот. Несмотря на мое настроение, хорошее или не очень, могу тебя заверить, что это не так. Никакой другой дамы, молодой или какой-то еще.
Ее взгляд быстро скользнул по лицу Джереми, несколько секунд пытаясь отыскать сарказм, двойной смысл, скрытую горечь. Она не нашла ничего подобного и отвернулась.
Немного помолчав, Кьюби спросила:
— На кого ты поставил в заезде в час дня?
— На Милашку.