Плачу, утыкаясь в прохладную футболку Марка пахнущую маслом нероли.
— Вика, не надо… — хрипло говорит он, продолжая невесомо бродить пальцами по спине и прокладывать дорожки по позвоночнику.
— Принять тебя, значит — смириться с тем, что я больше никогда их не увижу: маму, папу, Артема. Никогда.
— Это тяжело, но ты должна. Ты сильная.
— Но это больно.
— Знаю. Я с тобой. Всегда рядом. Просто помни.
— Я не выдержу без них, — гляжу в его бездонные глаза и тону в океане собственной боли. — А еще без танцев — это единственное утешение в моей жизни и теперь я не знаю, как выкарабкаться. Я ведь — наркоман музыки и ритма. Ненавижу себя за это, но это единственное, что спасает меня, когда совсем гадостно на душе.
— Но пока нельзя. Зуев предостерег. И так, ты сегодня жутко напугала меня, — Марк прижимает к себе сильней, и я наслаждаюсь его ароматом. Чувствую под пальцами бархатную кожу и мне хочется больше.
Я, словно забываю весь страх, который преследовал последние дни, словно начинаю вспоминать. Вернее, хочу вспомнить. Пытаюсь вырваться из банки, сбиваю крылья, но пока… упираюсь в крышку.
Марк встает.
— Иди сюда, — тянет за собой в коридор. В зале включает на ноуте музыку и выводит меня в центр комнаты.
Первые аккорды разливаются сладкой патокой. Они смешиваются с запахами, эмоциями, ощущениями. Изящные движения, мягкие рукопожатия, невесомые шаги и повороты. Есть нотки боли в этом танце, но я делаю очередное па и понимаю, что это именно то, что мне сейчас нужно. И он знает. Будто нарочно водит меня по грани, запутывая сильнее в свои сети.
Возрождаюсь с каждым движением, с каждым шагом. Дыхание выравнивается и становится глубже, наполняя меня новыми силами.
Мужчина отлично чувствует ритм. Я уже и забыла, что такое хороший партнер. А после событий прошлого года вообще опасалась танцевать в паре. Но сейчас этот танец невероятно отличается от тех, которые приходилось исполнять на сцене. Он наполнен свободой. Это сравнимо со свежим воздухом в деревне после душного города.
Марк удивляет с каждым шагом, с каждым поворотом и бережной поддержкой моей спины. Даже в неспешном танце он двигается так искусно, словно рожден для музыки. Он становится совсем не таким, как я его представляла вначале. Его запах кружит голову. Я утопаю в его глазах, и не могу не отвечать на его прикосновения дрожью.
Окутанная приятным теплом, вдруг вспоминаю, как мы с родителями и Артемом ходили на озеро. Сидя у костра, мы с мамой кутались в пледы, брат бренчал на гитаре, а папа рассказывал веселые истории своей молодости.
Резко останавливаюсь и отхожу в сторону.
Марк застывает с распахнутыми объятиями.
— Я не могу…
Выбегаю в коридор и, больно задев угол комода, залетаю в ванную. Мне нужно спрятаться от его глаз: они слишком пронзительные, они будто околдовывают меня, завораживают, заставляют забыть.
Отряхиваюсь возле зеркала, впиваюсь пальцами в холодный умывальник. На лице разыгрался румянец, щека в мелких ссадинах и царапинах. Глаза, будто стеклянные, напоминают сейчас цвет воды того самого озера, куда мы ездили с родителями.
Я плачу. Не могу смириться. Нельзя просить меня за один день все забыть. По-вашему, это легко? Как взмахнуть волшебной палочкой. Хотелось бы, но чудес не бывает.
Марк слишком меня волнует, если думать о нем, как о незнакомце, но еще больше волнует, что, соглашаясь с этой версией действительности, где он мой муж, я уничтожаю все, что было до аварии. И я не готова.
Смотрю в зеркало. Тонкая поверхность подрагивает и мутнеет от застилающих глаза слез. Нужно взять себя в руки, нужно попытаться принять. Но. Я. Не могу…
— Вика? — мягко зовет из-за двери Марк.
— Мне нужно побыть одной.
— Прошу только, без глупостей.
О чем он говорит? Умываюсь холодной водой: она щиплет, заходит в свежие раны, очищает от захлестнувших меня мыслей, остужая накаленные эмоции.
Поднимаю голову и снова гляжу в отражение. Кровь попала на волосы и почти незаметна. Остервенело вытаскиваю засохшие черные кусочки. Рву вместе с этими частичками душу: представляю, что все что происходит — настоящее. После этой мысли не могу сделать вдох.
Хватаю ртом воздух. Снова умываюсь, снова терплю жжение и понимаю, что ничего не помогает. Мне хочется кричать и выть. Хочется замахнуться в это чужое отражение и заставить реальность исказиться и вернуть меня в
Когда слышу грохот за спиной, понимаю, что бездумно молочу руками разбитое стекло, и Вольный уже высадил дверь. Мое отражение разорвалось на тысячи изуродованных пазлов, и на меня смотрит чужое лицо. С такими же болотными глазами, медными волосами и срезанной наискось челкой. Чудовище по другую сторону реальности.
— Вика! — кричит Марк и тут же вытягивает меня в коридор.
— Я не хочу этого! Я не могу!
— Знаю, — он несет меня в спальню. Укладывает на постель и ложится рядом. Я пытаюсь вырваться: дерусь, кусаюсь, но сил все меньше. И я затихаю.
— Ненавижу тебя…
— Знаю.
Сон смаривает так быстро, что я не успеваю ничего ответить.
Глава 11. Ничего не говори