Танец на кладбище

— В Нью-Йорке живет много людей, которые исповедуют религии, не исключающие жертвоприношений, — невозмутимо продолжал спецагент. — Почему вы выбрали именно Вилль?

— Это самый вопиющий случай. Надо же с чего-то начинать.

— Сколько членов в вашей организации?

Эстебан, казалось, растерялся.

— Точную цифру вам может назвать Рич. Думаю, несколько сотен.

— Вы читали статью в «Уэстсайдере»?

— Да.

— И что вы думаете по этому поводу?

— Журналистка явно напала на след. Эти люди просто сумасшедшие. Вуду, обеа… Насколько я понимаю, они находятся здесь нелегально. Скорее всего самовольно захватили эти дома. Городские власти обязаны их выселить.

— И куда же они денутся?

— Да хоть к черту в пекло, — засмеялся Эстебан.

— Значит, вы считаете, что животных мучить нельзя, а людей в аду можно?

Смех застрял у Эстебана в горле. Он внимательно посмотрел на агента.

— Это всего лишь литературный оборот, мистер…

— Пендергаст.

— Мистер Пендергаст, у вас все?

— Боюсь, что нет.

Д’Агоста с удивлением услышал стальную нотку в голосе Пендергаста.

— Мистер Эстебан, вы верите в вуду?

— Вас интересует, верю ли я, что вуду существует, или что это колдовство действует?

— И то и другое.

— Я верю, что эти фанатики в Вилле практикуют вуду. Верю ли я, что они воскрешают мертвецов? Кто знает? Мне это безразлично. Я просто хочу, чтобы они убрались оттуда.

— Кто финансирует вашу организацию?

— Это не моя организация. Я лишь ее член. К нам, конечно, поступают денежные пожертвования, но, честно говоря, существует она в основном на мои средства.

— Она не облагается налогом в соответствии с пунктом пятьсот один-в-три?

— Да.

— А откуда у вас средства на ее содержание?

— Я неплохо заработал на фильмах, но вообще-то это не ваше дело, — отрезал Эстебан, скидывая топор с плеча. — Ваши вопросы, мистер Пендергаст, бессвязны и бессмысленны, и я уже устал на них отвечать. Поэтому, будьте так любезны, загружайтесь в свой броневик и покиньте частное владение.

— С превеликим удовольствием.

Слегка поклонившись, Пендергаст с улыбкой сел в «роллс-ройс». Д’Агоста молча последовал за ним.

Уже в пути д’Агоста нахмурился и проворчал:

— Добродетельная свинья. Держу пари, он за милую душу жрет бифштексы с кровью, когда никто не видит.

Пендергаст смотрел в окно, погруженный в свои мысли. Но при этих словах обернулся.

— Вы необыкновенно проницательны, Винсент.

Достав из кармана тонкий полистирольный лоток, агент снял с него крышку и протянул д’Агосте. Внутри оказалась сложенная вдвое прокладка, пропитанная кровью, и кусок пластиковой пленки с этикеткой. От них пахло несвежим мясом.

Сморщившись, д’Агоста быстро отпихнул лоток.

— Что это за гадость?

— Я нашел это среди мусора в амбаре. Судя по этикетке, здесь находилось мясо молодого барашка по тринадцать долларов за фунт.

— Вот так номер.

— Отличная цена за такой кусок. Меня так и подмывало спросить мистера Эстебана, где он покупает мясо.

Закрыв лоток, Пендергаст положил его на кожаное сиденье и продолжил обозревать сменяющиеся за окном пейзажи.

32

Свернув за угол, Нора Келли с замирающим сердцем пошла по Западной Пятьдесят третьей улице. Впереди показался Музей современного искусства с ворохом желто-коричневых листьев у входа. Уже смеркалось, и в холодной прозрачности воздуха чувствовалось предвестие зимы. Она добиралась сюда кружным путем — сначала на автобусе, потом на метро, — упрямо надеясь, что пробки или аварии помогут избежать того, что ждало ее впереди. Но общественный транспорт работал удручающе хорошо.

И вот она здесь, в нескольких шагах от цели.

Нора замедлила шаг, потом остановилась. Достала из сумочки кремовый конверт, адресованный Уильяму Смитбеку-младшему. Вынула оттуда карточку и, наверное, в сотый раз прочитала:

Мы рады пригласить вас

на Сто двадцать седьмую ежегодную

церемонию награждения,

которая будет проходить в Готaмском пресс-клубе

15 октября в 19.00.

Нью-Йорк, Западная 53-я улица, 25.

Ей не раз приходилось бывать на подобных сборищах — типичная манхэттенская тусовка с дармовой выпивкой, сплетнями и непременной журналистской саморекламой. Она так и не сумела их полюбить. А сегодняшнее мероприятие будет особенно невыносимым: соболезнования, сочувственные взгляды, рукопожатия… При одной мысли об этом к горлу подступала тошнота. Довольно и того, что ей пришлось выслушивать в музее.