Танец на крыльях

Я стала редко видеть сны, но когда они все же меня посещают, то ублюдок Артурчик появляется в них чаще, чем любимая мамочка.

Говорят, что в снах приходят люди, которые думают о тебе. Не знаю, должно ли это работать с мамой или только с живыми людьми. Но если следовать данному утверждению, то Артурчик меня не забывает. Радости в этом мало, но злорадство — самое оно. Пусть помнит, гаденыш, обо мне и моем обещании вернуться.

А вот Витек, похоже, совсем меня забыл — ни разу не снился. А ведь обещал ждать и любить, и ни с кем больше не танцевать. Ох, я и дура — парень уже совсем взрослый и, возможно, даже женился на какой-нибудь страшной выдре и иногда втихаря вспоминает меня — красивую.

Шерхан мне, к примеру, тоже не снится, но я точно знаю — он меня не забыл. А, значит — фигня все эти байки. Просто устаю я очень сильно и, засыпая, проваливаюсь гораздо глубже снов.

А Дашка иногда все же прорывается в мои сновидения. Обычно она плачет, но чаще ругается. Говорит, что я дура дремучая и ничего не понимаю ни в любви, ни в дружбе, ни в садовниках. Ох, Дашка, как же я скучаю по тебе! Как много мне нужно тебе рассказать — про Оксфорд, про Эрика… А он-то здесь при чем? Про Доминика! Я мечтаю рассказать Дашке о Нике, о своей глупости, о его предательстве или не предательстве… Я уже не знаю — запуталась совсем. И помочь распутать совсем некому. Дашка-а-а, как же ты мне нужна! Я очень тебя люблю, и давно уже тебя простила.

День сто семнадцатый

Завтра Рождество. Но сегодня у меня еще есть время и надежда. На мне маленькое черное платье и балетки, и… У меня новая стратегия для ожидания, которую я придумала только что. В моем случае закон подлости срабатывает часто — мне стоит лишь разрушить идеальную картинку. Я смотрю в зеркало на свое отражение — мой образ уже нельзя назвать безупречным. Покрасневшие белки глаз, впалые щеки, искусанные губы. Недостаточно паршиво. Я сбрасываю балетки, отрываю белые манжеты и забираю свои волосы в крошечный небрежный хвостик. Задумчиво смотрю на свои ноги — порвать колготки или?..

В дверь раздается короткий стук, после чего она распахивается и входит Странник. Сработало! Я широко улыбаюсь, не замечая, как по щекам катятся слезы.

— Малышка, ты похожа на ангела…

— Да — на полудохлого, — из-за спины Странника выглядывает очень злой Жак.

— Ты когда в последний раз ела? — строго спрашивает Странник.

— Три дня назад, — отвечает за меня Жак. — И на звонки через раз отвечала! Мне нужен допуск к ней в корпус, иначе я даже не узнаю, когда она помрет. Этим же всем по херу — сказали, что сыта и здорова. Убил бы! — Жак неопределенно махнул рукой в сторону каких-то этих.

— Но ведь сработало, — я шепчу, потому что голос сел от волнения.

Я знаю, что наказана и что не увижу Реми. Сегодня мы отправляемся в Эдинбург, где у Демона открылся новый отель. Там у меня не будет веселых рождественских каникул, но будет интересная работа и языковая практика на целых десять дней.

Странник по пунктам перечисляет список моих обязанностей. У меня имеются веские возражения по всем перечисленным пунктам, но я возражаю про себя, сама с собой соглашаюсь и успокаиваюсь.

Как скажешь, Странник, главное, что ты со мной.

23.6 2008

Оксфорд

День сто пятьдесят восьмой

Стоять сейчас между двумя взбешенными мужчинами — как на пути электропоезда.

— Тебе, мой белогривый друг, давно следует кое-что уяснить по поводу Дианы, — рычит Жак. — Эта девочка тебе не по зубам и не по карману.

— Это ты, что ли, решаешь? — насмешливо спрашивает Эрик. — Или ты ее папочка? Если нет, то свободен!

Успокоить Жака мне удалось с трудом, но, к счастью, он и сам понимает, что за наезд на студентов ему не поздоровится.

— Жак, отстань от него, он ко мне даже близко не подходит. А вот почему ты отираешься на территории школы в это время? — прошипела я, когда смогла оттащить злого Жака от злого немца.

— У меня тут рандеву с одной жопастенькой малышкой. А тут этот конь с цветами, — Жак оглянулся в поисках Эрика, но тот уже исчез, оставив милый букет валяться на тротуарной плитке.

У этого парня с начала нового года начался какой-то цветочный бзик. Цветы я нахожу теперь везде — под дверью комнаты, на столе перед началом занятий, а иногда и в своей сумке, если оставлю ее без присмотра. Однако лично в руки букет не получила ни разу. И что бы это значило? Ведь на стесняшку Эрик никак не тянет…

— Никаких рандеву со студентками! — рявкнула я на Жака.

— Да у меня по твоей милости скоро яйца взорвутся.

— Слушай, избавь меня от анатомических подробностей. И скажи спасибо…

— За что? За то, что ты обломала мне перепих?

— За то, что я спасла твою старую шкуру от участи подножного коврика. Ты хоть представляешь последствия, если тебя обвинят в развращении детей?

Жак недовольно поморщился.

— Да что ты несешь? Девчонке уже девятнадцать, я все выяснил. И она уже вполне взрослая женщина, а для мужчины тридцать пять лет — это вообще не возраст.

— Но она еще школьница!

— Студентка!

— Придурок!

День двести сорок второй