Танец над вечностью (СИ)

Я возвращалась с портового района с чувством выполненного долга. Правильно Кыся говорил про человеческую жадность. Рыбный рынок оказался идеальным выбором. Его простодушные обитатели с легкостью купились на мое представление. Умытая и переодетая в одно из платьев Лу, я подобрала волосы под чепчик, подложила пышную грудь, взяла корзинку и отправилась на рынок. Деятельный инквизитор вместе с Лешуа уже успели заказать и распространить листовки с плохоньким портретом Тени и заманчивым предложением полсотни золотых тому, кто сообщит ее местоположение. Одна из них висела прямо напротив рыбной лавки. Я прохаживалась, придирчиво осматривая снулую рыбу и выпячивая туго обтянутые платьем фальшивые прелести. Убедившись, что внимание ко мне обеспечено, состроила глупо-удивленное выражение лица и охнула, указывая на портрет на листовке.

— Ой! А я ее знаю! Точно видела! — я перевела взгляд на лавочника и умоляюще прижала ладони к груди. — Ой, милейший, а что там написано? А то я читать не умею… Вдруг ее ищут, и я смогу подзаработать?

Лавочник живо принялся меня убеждать, что там сулят всего пол золотых, что такой аппетитной красотке не следует себя утруждать подобной мелочью, что он может дать их мне прямо сейчас, если я расскажу ему все, что видела. Позволив себе немного поломаться — там же пятьдесят! — ну так пятьдесят серебра! — я по секрету поведала, что разыскиваемая женщина вместе с мужем — ну а кто еще? он ее так жарко целовал! — покупала дорожный кофр. С небольшими вариациями я повторила еще в нескольких местах рассказ про Тень и загадочного мужчину рядом, добавив подробностей про девочку-подростка, которые все вместе собирались в дорогу. Финальным аккордом стала трогательная история, как счастливая семья покидала город на пароме, направляясь в Ичмелек. Мой улов составил десять золотых, а Лешуа скоро ждало неприятное известие, что у его ненаглядной зазнобы появился любовник. Жмурясь на теплом весеннем солнце, по дороге домой я даже позволила себе немного помечтать, как Кысей рванет следом в Ичмелек…

До таверны я добралась далеко за полдень, предвкушая, что смогу отдохнуть перед возвращением в паучье логово, но не сложилось. Мрачный Даугав уже сидел за столом напротив взъерошенного Ёжика. Вид обоих не сулил ничего хорошего. Я по привычке, въевшейся вместе с грязью в дурачка, расплылась в глупой улыбке и плюхнулась рядом с ними на лавку, но не успела и рта раскрыть, как воевода грубо схватил меня за воротник платья и дернул к себе:

— Дрянь такая, ты почему не сказала, что карту нашла?

— Эка тебя зацепило, — оттолкнула я его и огрызнулась. — А ты не спрашивал!

Воевода занес кулак, чтобы ударить по столу, но в пальце от поверхности остановился и разжал ладонь.

— Выкладывай все.

— А что, тебе Ёжик не все рассказал? — ухмыльнулась я.

— Про карту! Все! Где она?

— Брат, Ингвар, — наконец подал голос молчавший до сих пор Ёжик. — Ответь. Скажи, что она все придумала. Или ошиблась. Что ты не предавал воинскую честь. Что ты не заодно с погаными имперцами!

— А много ты хорошего видел от князя? — разозлился воевода. — Я двадцать лет служил ему верным псом, а что получил? Отставку? Пинок под зад? А сейчас я никому ничего не должен, кроме своей семьи! Я на вольных хлебах! Мой вард — лучший среди наемных! И плевать, кому служить! А ты? Что ты хорошего от милостей княжеских получил? Тебе же жизнь сломали что тогда, что сейчас!

— Ты давал присягу!

— Хватит! — прикрикнула я на обоих, но они не обращали на меня внимания

Со злости я взяла и заголосила дурным голосом балладу про Мертвые земли. В таверне от неожиданности заткнулись все.

— Хорош разводить этот пафос, — откашлялась я. — Вы оба уже не на службе, так что все остальное — чепуха. Потом будете выяснять, кто кого там предал. Вернемся к нашим делам.

— Карта, — проскрежетал воевода, наливаясь багровым румянцем.

— Осталась лежать в палатке убитого купца. Отстань!

— Почему ты не?..

— Потому что я не собиралась лезть в это политическое дерьмо! — взорвалась я. — Мне некого предавать, потому что нет родины! И защищать мне некого, потому что семьи тоже нет! И на честь плевать, потому что от нее ничего не осталось! И бояться глупо, раз будущего нет! Осталось лишь вот… — постучала я себе по виску. — Здесь! Абсолютная точка отсчета, как утверждал магистр Солмир.

Все остальное относительно. Я верна лишь себе! Хотя… Может быть, и вас тоже нет? Вы — плод моего больного воображения? Тогда я сама себе выдумала эти правила? А зачем? Я придумаю их обратно… И вас придумаю обратно, хотите? Вы исчезнете! Растворитесь… как Ежения…

Они сидели примолкшие и испуганные, потом Ёжик кашлянул и тихо прошептал, склонившись к плечу побратима:

— Ингвар, не наседай на нее. Видишь, совсем дуреет…

— Я все слышу, — процедила я, выводя на грязном столе священный символ и чувствуя, как его контуры жгут мне кожу на груди. — Ингвар, ты убил Ежению?

— Точно, совсем сдурела, — констатировал воевода и покачал головой.

— Отвечай! Та белобрысая девчонка — ее дочь?

— Она вообще мне не племянница, — огорошил меня воевода.

— То есть?