Танец Огня

Остаток дня прошел в относительном спокойствии, но был очень насыщенным в плане получения новой информации. Расстроенная и вместе с тем ужасно разозленная я сидела и зубрила. Хотя, пожалуй, все-таки не зубрила, а учила: вдумчиво читала, анализировала, конспектировала и составляла список вопросов, ответы на которые позже придется искать в других источниках.

В этом занятии, к моему огромному сожалению, не было ничего занимательного – все равно, что заново изучать географию родной Земли или какое-нибудь обществоведение. То есть большую часть книг составляли теория и говорильня, говорильня и теория. И не всегда было понятно, зачем составители учебника дают ту или иную информацию и где она вообще пригодиться может.

В стопке пособий по среднемагической программе были книги двух направлений: общие, как те же «Основы теории стихий», и специальные – посвященные аспектам магии Огня. Но ко вторым мне только предстояло перейти. Ибо какой смысл читать о магии Огня, когда общую температуру по палате, ну, в смысле, основы основ, не понимаешь?

К ночи от всех этих буковок и определений звездочки перед глазами плясали. Так что до постели я не шла, а практически ползла.

Однако потом, несмотря на усталость, где-то час лежала и думала о жизни – не спалось мне, не иначе как от перенапряга мозга бессонница случилась. В мыслях была каша из образов минувшего дня. Разговоры с Дорсом, презрение Глуна, вопиющее хамство Каста.

Последнее вспоминалось чаще всего и злило страшно. Это я-то целоваться не умею? Я?! Вот его бы рыжее «величество» к стенке прижали, язык в рот насильно сунули, и… я бы посмотрела, какой уровень мастерства он бы тогда показал!

А потом я, наконец, провалилась в благословенную тьму. Но, увы, ненадолго, потому что переизбыток впечатлений, смешанный со стрессом, сделал свое дело, и в итоге мне приснился потрясающий «коллаж».

Будто лежу не в своей кровати, а на широкой постели, застеленной алыми простынями, а рядом, в совершенно неприличной близости, профессор Глун. На нем белая широкая рубаха с расстегнутым воротом, в которой я видела его утром, узкие брюки, и… ну, собственно, все. На мне же единственный комплект одежды, в котором меня на Полар доставили – опостылевшая майка и джинсовая юбка.

Приподнявшийся на локте Глун смотрит задумчиво, но без злости. Как будто изучает мое лицо и пытается разгадать какую-то загадку. Я тоже на него смотрю и нисколько не боюсь, потому что отлично понимаю – это сон, а во сне куратор мне точно навредить не может.

И теперь, когда во взгляде его отсутствует холодное презрение, а на губах нет надменной усмешки, я могу по-настоящему оценить его внешность. И признать-таки: на деле Эмиль фон Глун очень симпатичный – благородное, действительно аристократическое лицо, высокие скулы, ровный нос и глаза синие-синие, как яркое летнее небо. И с распущенными волосами ему гораздо лучше, эта легкая небрежность делает черты лица чуть мягче и приятнее. К тому же, он действительно молод: лет тридцать, ну тридцать два – максимум. Как ни странно для звания профессора.

В этот момент Глун сбросил рубашку, и мысли о каких-то там раньше времени положенных званиях разом улетели прочь. Их вытеснило одно сплошное «вау!» от вида открывшихся моему взору сильных рук и стройного, но тренированного тела.

«Глун точно дерется на шпагах», – заметив тонкий длинный шрам на его правом боку, отстраненно отметила я.

А потом стало и вовсе ни до чего, потому что мужчина медленно наклонился и осторожно прикоснулся губами к моим губам. По коже сразу побежали мурашки. Правда, не столько от прикосновения, сколько от осознания – я целуюсь с Глуном!

Второй поцелуй был не таким невесомым, как первый, а куда более долгим и требовательным.

А на третий… на третий я ответила!

Вернее, не совсем я, а та я, которая во сне. То есть настоящая я понимала, что сплю, но управлять своим телом в сновидении не могла. Не в этот раз.

В этот раз я только осознавала и, к собственному удивлению, ловила кайф. И чем настойчивее становился Глун, тем сильнее заводилась. Ну а когда его ладонь скользнула по моей груди и проникла под майку, и вообще будто с ума сошла. Причем настолько, что мне совершенно расхотелось этот сон просто смотреть, Вместо этого, как ни стыдно признаться, возникло жгучее желание в нем поучаствовать.

Когда брюнет снимал с меня майку, я не противилась, а даже помогала. Чуть-чуть, самую малость. Когда избавил от бюстгальтера и припал к обнаженной груди губами – запустила пальцы в его распущенные волосы и застонала.

Мне было очень жарко, и очень хорошо. И чем жестче и требовательнее становились поцелуи и прикосновения, тем труднее становилось сдерживать стоны.

Но я так и не решилась назвать его по имени. Назвать «профессором» или «куратором» тоже не могла, потому что… ну пошло это. Я на постели топлесс, в его объятиях, его губы терзают грудь, и… и вот тут сказать «профессор»? Нет. Нет-нет! Так что стоны были громкими, тягучими, но безличностными. А напор Глуна…

Черт!