Танец огня (СИ)

— Ага, бывает. — Старуха закивала и, припадая на одну ногу, проковыляла к кубику на ножках. Похожий был у шамана. — Садись давай, поешь. Одежу пока тебе поищу. В таком ужасе, что на твоем теле, нельзя ходить.

— Почему? — я взяла брусочек лкесы и откусила кусочек. Как вкусно! Значит, правду говорят, демоны на мягком спят, да сладко едят!

— Лохмотья ведь это, детка. Все слуги госпожи Раханы в хорошей одеже ходят, с вышивкой именной. Тебе пока не по чину такое, но ежели с хорошей стороны себя покажешь, и тебе обнову справят. — Она развернулась и протянула мне серую тунику. — На, примерь. А свой сымай, сымай.

Я прикоснулась к ткани и забыла о вкусном брусочке. Такая мягкая! Даже у мамы Заи такой нет!

— По нраву пришлась? — бабка разулыбалась. — Надевай. Да не стесняйся, тут только я живу. Больше никого нетути.

— Вся комната ваша? — от удивления даже выронила тунику, но успела поймать, прежде чем это чудо упадет на пол.

— Да рази это комната? — она махнула рукой. — Каморка! Вот когда главной над прислугой была, по молодости-то, у меня хоромы были — отдельный домик! Целых три комнаты, и каждая раза в два поболе этой! С мужем там жила, да с дитями. Трое было их. Потом супружник помер, а деток продали. Одна тут осталась доживать.

Глаза старухи, мутные, едва заметные среди складок морщин, наполнились слезами. Мне стало ее жаль — вроде, неплохая, добрая. Я стащила свою одежду и осторожно надела новую. Как телу-то приятно! Пока свыкалась с обновкой, упустила бабку из виду. Спохватилась, глянула на нее и обомлела, увидев, как та рвет мою старую туничку.

— Что? — она пожала плечами в ответ на мой взгляд. — На тряпки только и сгодится. Не смотри, как на врага, разве новая не лучше? Вот, то-то. А теперь пойдем, покажу, что где.

Мы долго ходили между зданиями, каких я никогда не видывала. Оказалось, что это школа танцев госпожи Раханы — так звали демоницу, у которой я теперь рабыня. Вокруг стоял высоченный забор, в центре створки ворот, а рядом домик охраны. Кивнув на них, старуха усмехнулась:

— Не зыркай, девка. Я тебе вот что скажу, глупая — не вздумай сбегать. Коли деру дашь, пустят по твоему следу цербера. Слыхала о таком?

— Нет.

— Это пес трехглавый, дюже злобный! Везде найдет, вцепится в твою попку, мало не покажется, уж поверь. Гляди, — она задрала подол и показала бедро с ужасным огромным шрамом — а ведь и правда, похоже, кусок мяса выдран был из тела.

— Это он вас так, цербер?

— А кто ж еще, — бабка вернула подол на место. — Девчонкой была, молоденькой совсем, как ты сейчас. Демон у нас один в охране был, уж больно охочий до женского тела. Всех служанок оприходовал, на меня засматриваться начал. Бегала от него, как могла. Все равно поймал и снасильничал, конечно же. — Она тяжело вздохнула. — Я с характером была, всегда отпор давала, как он ко мне приходил. А ему, жестокому, и всласть шло, не любил он послушных.

Я обхватила себя руками, с трудом сдержав слезы.

— Мне бы умнее быть, равнодушной прикинуться, гад бы и отстал. Но куда там! Бил он меня смертным боем! А потом до утра не уходил. И не выдержала я, деру дала.

— И что было?

— Жопу мою видала? Вот то и было. Церер нашел и едва до смерти не замучил. Так что о побеге не думай. И смирению учись, рабыне не пристало привередничать. Снасильничают — терпи, доля такая наша, бабская. И мужичка себе приглядывать начинай уже сейчас, семейных реже бесчестят, да и от мужа деток можно завести. А одной и не думай. В подоле принесешь, с дитем разлучат, в бордель тебя продадут, то тяжкая доля. Сгоришь или от болячек, или от износу. Ладно, дальше пойдем.

Мы обошли все, поработали на кухне, потом приборкой занялись, одежду чинили долго, перекусили. Мне-то не впервой было, а старуха уж чуть жива оказалась, когда обратно до каморки дохромала.

— Двужильная ты, девка! — тяжело дыша, она одобрительно глянула на меня. — Не смотри, что махонькая, а работаешь за двоих, а то и за троих. Молодец! Госпоже Рахане доложу, что по нраву ты мне пришлась, в помощницы тебя попрошу. Пойдешь?

— Чего ж не пойти, бабушка, — я улыбнулась, доедая батончик лкесы. Вроде, сытая, но он такой вкусный, что впрок съем. У нас в стане безвкусные они были, твердые, долго жевать приходилось, аж челюсти сводило. А тут сладкие, да мягкие такие, что сами на языке тают, одно удовольствие!

— Хорошая ты девка, хорошая. А пока давай-ка спать укладываться.

— Да я недавно спала.

— У Странников один распорядок, у нас — иной. Привыкай по-новому жить, детка. — Старуха доковыляла до лежанки у стены, уселась на нее и протяжно выдохнула. — Ох, умаялась! Да не стой, вон в углу еще тюфяк, бери и укладывайся, где душе приглянется.

Я взяла тюк, на который было указано, расселила на полу, легла и снова удивилась — мягко-то как! Если у демонов слуги на таком дрыхнут, то на чем же они сами почивают?

— Как звать-то тебя? — донеслось с лежанки бабки.

— Макила.

— Красивое имя.

— А вас как звать?

— Не выкай тут. Бабушкой все кличут. Вот и ты так зови.