— Сакура-чан! Сакура-чан! Беда! — задыхался он. — Мне было велено позвать вас и Нагато-куна!
— В чём дело? — посерьёзнев, спросила Харуно, опустившись на колени перед мальчиком, чтобы поравняться ростом с ним. Она взяла его за руки и внимательно посмотрела в тёмно-карие глаза, страшно взволнованные и напуганные. — Хаку, в чём дело? — спросила она таким тоном, словно бы вела беседу с родным сыном, которого кто-то обидел. — Где Забуза?
Мальчик тяжело дышал и показывал пальцем в сторону гавани.
— Итачи-сама и Саске-сама строго-настрого запретили приезжать кому-то ещё! — с трудом вымолвил Хаку. — Сказали, что если кто-то приедет, то нужно непременно звать Нагато-куна!
— Кто-то приехал? — глаза Сакуры расширились до предельного максимума. Насколько ей было известно, про местонахождение острова знали единицы, и ещё меньше — что дурнушка находится именно здесь.
— Да!
— Кто?
— Женщина! В сопровождении мужчины! — голос мальчишки дрожал. — Их Забуза встретил! Женщина хочет Вас видеть!
Сакура тяжело вдохнула, понурив голову. Много мозгов не требовалось, чтобы догадаться, кто пожаловал в гости. Женщин в её окружение было так мало, что их можно было пересчитать по пальцам одной руки. Если уж одна из них явилась в сопровождении, значит, это, безусловно, важная шишка. Но её важности есть определённые границы, а, значит, это никак не могла оказаться подобная Конан. Метод дедукции привёл Харуно к Микото Учихе.
— Беги, скажи Забузе, что бы привёл гостей в дом, — тихо проговорила Сакура, не отрывая глаз от мальчика.
Хаку испуганными глазищами таращился на обеспокоенную девушку и не смел двинуться с места. Его разрывали два приказа, один из которых направлял его к Нагато, чтобы доложить тому обо всём лично, а второй гнал обратно в гавань.
— Ты, главное, не беспокойся, Хаку, — кивнула Сакура, потрепав мальчика по голове. — Беги, не задерживай гостей.
— Но Сакура-чан! Учиха запретили кому-либо навещать Вас! Они сказали, что Вы болеете, и Вам нужен покой!
— Со мной Нагато. Всё будет в порядке. А теперь беги и не задерживайся по пути. Я знаю, ты человек взрослый и ответственный, и сделаешь всё правильно. Так ведь?
Хаку важно кивнул, а затем быстрее молнии помчался туда, откуда прибежал. Сама же Харуно поднялась с корточек и выпрямилась. Лицо её было крайне взволнованно, а руки дрожали. Она развернулась на носочках и спешно потопала в дом.
***
Остаться — было даже не решением, а обещанием Сакуры. Не уходить до тех пор, пока это не перестанет быть возможным. Для девушки не было потрясением снова видеть улыбающиеся лица Итачи и Саске, а вот лишиться такой возможности — целая катастрофа, сравнимая с Третьей Мировой Войной.
Её снова оставили в неведение. Не пустили на похороны Шисуи. Не сказали даже, что они состоялись в узком кругу лиц, в коем Сакуре имелось место. От дурнушки скрыли подробности тех сложных операций, которым подвергся Дейдара только ради того, чтобы он снова мог ходить и здраво мыслить. Утаили от неё и тот факт, что число убитых на том заводе равнялось трёхзначному числу, и она попросту бежала по костям и крови только что убитых.
Сакура не знала многого после того, как её спрятали за железным занавесом. Любую информацию было запрещено передавать Харуно в любом виде. Сплетники жестоко наказывались, информаторы вешались, а обнаглевшие защитники дурнушки, жаждущие предупредить девчушку, отправлялись прямиком на фабрику пыток.
Ужесточение порядков, новая чистка, обработка всех данных — политика Учих была направлена на истребление любого рода опасности, касающиеся их бизнеса и дурнушки. Два эти фактора охранялись получше особо важных реликвий современности. История мафиозной семьи не знала более жестокого и безнравственного отношения к мелкому бунту. Каждый пальцы грыз в углах своих кабинетов, впопыхах удаляя любую мелкую оплошность или орфографическую ошибку в документах.
Ну, конечно же! А как ещё должны были вести себя подчинённые Учих после долгого затишья? Благодаря Сакуре, работники стали забывать, что значит учиховский кнут и рассечённая спина за любую оплошность. Они утратили память о тех двух самодурах, которые творили ужасные вещи. Один убивал без суда и следствия, а другой плевать хотел на бессмысленные смерти и даже потакал своему братцу.
Но теперь страх снова вспыхнул ярким огнём в размягчённых пряником сердцах. Люди снова увидели ту ярость, которая казалась им жутким сновидением.
Восстание было подавлено настолько быстро и кроваво, что Итачи и Саске прослыли не просто жестокими и бездушными правителями своего поколения, но и самыми кровавыми королями за всю длинную историю Учиховского правления во Втором Мире нелегалов. Мадаре до них было, как до Китая раком.