Танец Опиума (СИ)

Харуно встала и медленной поступью, точно прогуливаясь по саду в ясный погожий денёк, пошла прочь из танцевального зала. Её походка так и кричала: «Мне некуда спешить! Мне незачем бежать!»

Саске, верно, ещё не до конца понял, что, потеряв контроль над собой, словно бы вернулся в своё порочное прошлое, где убийство человека было делом или случая, или принципа, или плохого настроения. Однако Учихе-младшему не потребовалось много мозгов, чтобы заметит в лёгких, плавных движениях Сакуры скрытое отчаяние и слова прощания.

— Сакура! — прорезался сквозь гробовую тишину голос Саске. Он хотел было броситься ей вдогонку, но Итачи, заломив его руки за спину и сбив с ног, обездвижил его и заставил собственной щекой прочувствовать деревянный паркет. — Отпусти! — как недорезанный орал он.

— Оставь её, — сдержанно ответил Итачи, хотя его и самого лихорадило не меньше, чем брата. Их обоих с головой накрыл страх потери, а потому две пары чёрных глаз наполнялась подобием боли.

— Сакура! — не прекращал своих попыток Саске, но голос его раз за разом становился глуше. С каждым таким криком он всё быстрее приходил в себя, а вместе с тем вплотную приближалось и полное осознание произошедшего, и расползающаяся на полу лужица крови.

Итачи убрал свои руки только тогда, когда волосы его младшего намокли, частично окрасившись в багрово-чёрный оттенок. Кровь невинной жертвы обстоятельств стекала по его смазливому личику, попадая следом на светлую футболку. Не смея подняться с колен, Саске смотрел на свои руки и оставшийся в них пистолет.

Итачи рухнул на пол, тяжело дыша и не смея поднять глаз. У него попросту не было сил. Кто бы знал, каких усилий ему стоило сдержать своего брата и не дать ему последовать за девушкой. Впрочем его внутренние возможности иссякли и по причине внутреннего конфликта: желаемое с необходимым столкнулись в ожесточённой схватке. Желание метнуться следом за Сакурой было невыносимым и мучило мужчину сильнее всякой пытки. Но ни он, ни его брат не имели никаких прав на это. Только не после убийства Наруто…

— Я должен был убить его… — как будто бы в своё оправдание произнёс Саске.

— А убил её.

***

Сакура считала свои шаги. Их число уже перевалило за семь тысяч и продолжало стремительно нарастать. Каждый шаг босых ног отдавался болью. Это напоминало девушке о том, что она всё ещё жива, что она не во сне, что бог, оказывается, всё это время был не с ней.

Восемь тысяч.

Харуно шла пешком. От дома Учих в Мортэм. Кажется, что-то знакомое. Кажется, из-за угла вот-вот должна выскочить машина и внести в её жизнь новые неполадки и помехи. Кажется, ещё секунда, и она познакомится ещё с одними братьями Учиха, которые превратят обыденную жизнь в череду роскошных воспоминаний, но затем радость незаметно перетечёт в кошмар.

О да! Именно так и будет, стоит только дождаться злополучной машины из-за угла. А лучшим вариантом будет вернуться работать в ту кафешку! Да-да! Снова поселиться жить в общаге, устроиться официанткой и найти себе нового брата, который будет любить сестрёнку больше собственной жизни. Вернуть всё на прежние места и понадеяться, что подобие Учих не вломятся в её маленький уютный мирок, полный простых человеческих радостей, вроде премии и удачной сдачи сессии. Понадеяться, что они не подарят ей любовь и не посеют семена счастья и надежды. Какой в этом толк, если семена не прорастут, а любовь не оправдает своё громкое имя?

Девять тысяч.

Дождь лил, как из ведра, и смывал кровь с рук, ног и лица, но не с платья. Белая ткань постаралась хорошенько пропитаться мерзостью этого дня. Она-то не позволит Харуно просто так уйти от правосудия. Казнь свершится, и розовая голова полетит с плеч долой от руки всемогущей совести.

О да! Сакура будет мучиться. До конца своих дней, между прочим. До тех пор, пока атомы её тела и души не устремятся в космос, где послужат материалом для создания новой звезды. А до тех пор она будет той, кем её называли Учихи — дурнушкой.

Десять тысяч.

Теперь-то Сакура поняла, что означало это прозвище. Теперь-то до неё дошло, почему Дейдара называл это пожизненным клеймом. Теперь-то ей стало ясно, какой была плата за честь носить эту сраную кличку. Конечно! Теперь всё очевидно. Всё расставлено по своим полочкам. Всё сломано и разрушено.

Счёт пошёл уже к двадцати тысячам, а Харуно всё считала. Дотошно. Муторно. Тщательно. Не пропуская ни одного шага. Слушая своё дыхание и биение сердца. Глаза — пьяницы. Вид — помятого человека. Слёз — не было.

В городе её встречали испуганными глазами. Все уже давно знали дурнушку в лицо. Нормальные люди сторонились девушку и шушукались за спиной, а безумцы — храбрились подойти и побеспокоиться о состоянии Харуно. А в ответ получали тишину и равнодушие. Тогда они оставляли свои тщетные попытки помочь Сакуре.