Танец с дьяволом

Ответа не было. Она просунула голову в дверь задней комнаты, служившей одновременно и гостиной, и спальней родителей. Мать стояла у окна, держа в руке листок бумаги. Рядом стоял вовсе не отец, а дядя Феликс и, по правде говоря, никакой не дядя, а лучший друг отца. Держа ее за плечи, он повторял:

— Не плачь, Магда, не плачь.

Мать не сводила глаз с этой бумажки в руке.

— Мама, что случилось?

Прежде чем та успела ответить, раздался громовой стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, в комнату ворвались четверо усатых милиционеров. Сразу стало тесно.

— Где находится Адам Вода?

— Здесь его нет.

— А где он?

— Поехал к родственникам в Варшаву.

— Проверим. А вам придется пройти с нами.

— Что вам от меня нужно? — Магда, отпрянув, ухватилась за руку дочери.

Люба почувствовала в своей ладони свернутую во много раз бумажку.

— Пройдемте!

Магда оглянулась на дочь. Люба дрожала.

— Пожалуйста, разрешите… я отведу ребенка к сестре.

Один из милиционеров грубо дернул ее за руку и толкнул в дверь. Другой своей огромной волосатой лапищей ухватил два апельсина со стола.

— Магда! — крикнул вдогонку Феликс. — Не волнуйся, я побуду с Любой.

Милицейская машина отъехала от дома. Мать так и не успела сказать Любе ни слова. Разжав кулачок, девочка поглядела на смятую бумажку.

— Это письмо от твоего отца, — объяснил Феликс. — Он дезертировал из армии и убежал из Польши. По его поручению кто-то принес сюда корзинку апельсинов и письмо.

Люба прочитала:

Я очень люблю тебя. Обещаю, скоро мы будем вместе.

Она тщетно пыталась понять, что происходит. Маму забрали в милицию. Папа уехал. И все это произошло так стремительно… Только несколько апельсинов осталось на столе в доказательство того, что это не тяжкий сон.

— Не горюй, Люба, — сказал Феликс. — Все образуется, вот увидишь. Я тебя одну не брошу.

Она улыбнулась ему, а он — ей. В зубах у него была зажата спичка. Девочка любила Феликса: он всегда смешил ее и придумывал разные игры.

Ночью она без конца ворочалась на своей кровати в кладовке за кухней. То есть, это раньше была кладовка, а теперь ее собственная комната — крошечная, зато своя, как у взрослой. После всего пережитого ей было холодно, одиноко, страшно.

Она спрыгнула на пол и прокралась в спальню. Феликс, постеливший себе на диване, тоже еще не спал. Увидев дрожащую от холода и страха девочку, в одной ночной рубашке, он откинул край одеяла. Она юркнула к нему.

— Ну, — сказал он, — ты почему это не спишь?

— Не знаю, не спится. Страшно. Можно, я тут побуду?

— Можно, — он улыбнулся и притянул ее к себе поближе.

— Дядя Феликс, — шепнула она. — Дядя Феликс, давай с тобой играть.

— Ну, давай, — сонно пробормотал он и пощекотал ее под мышкой, отчего Люба захихикала. — Теперь ты меня щекочи.

Люба тоже пощекотала его.

— Твоя очередь, — сказала она, переворачиваясь на спину.

Феликс поднял подол ее рубашки и начал медленно водить рукой по животу, спускаясь все ниже. Потом остановился. Люба пощекотала его живот. Он засмеялся:

— Ну, хватит!

— Ничего не хватит! Твоя очередь!

Феликс принялся осторожно поглаживать ее между ногами, и это было приятно. Рука его поползла выше. Ей понравилось это, хоть и не было щекотно.

— Теперь ты, — сказал Феликс, разводя ноги.

Люба повела рукой и наткнулась на что-то длинное и твердое.

— Ой, что это? — спросила она.

Феликс тяжело дышал.

— Большой палец, — ответил он.

Люба рассмеялась. Конечно, никакой это был не палец, но ей нравилось трогать это и чувствовать, как оно становится больше и тверже. Феликс взял ее руку в свою и стал водить у себя между ног вверх-вниз.

— А тебе не больно, дядя Феликс?

— Нет… нет… — выдохнул он.

«Палец» подергивался под ее рукой и делался все больше. Потом Феликс негромко застонал, и по руке у нее потекло что-то теплое. Феликс лежал неподвижно, а то, что она гладила, уменьшилось и стало мягким. Любу это поразило.

Феликс вытер ее пальцы о простыню, взял девочку на руки и перенес на кровать. Она сразу же заснула.

* * *

Магду через несколько дней выпустили, но милиция не потеряла надежду выведать у нее, где скрывается Адам. Этот год был ужасен: в любое время дня и ночи мог раздаться стук в дверь, а за ним следовали бесконечные допросы в отделении. Хорошо еще, Феликс никогда не отказывался посидеть с Любой, а та никогда не капризничала и не плакала.

Хотя заплакать было от чего — вокруг творилось что-то странное. Однажды, когда она с матерью шла по улице, к ним подошел сосед, секретарь местной ячейки компартии, и прошипел:

— Твой муж — изменник родины!

В другой раз какая-то женщина хлестнула ее ладонью по лицу:

— Не смей приставать к моему Яцеку!

Спустя год милиция оставила ее наконец в покое, но соседи — нет. Теперь в ход пошли самые невероятные сплетни. Магда и не пыталась опровергать их, а просто всегда следила, чтобы просторная блузка, скрадывавшая очертания ее точеного тела, была застегнута доверху, чтобы длинная юбка прятала стройные ноги, чтобы на лице не было никакой косметики, а волосы были собраны в незамысловатый пучок на затылке.