Часы на колокольне пробили семь. Школьный двор, залитый мягким утренним светом, был пуст и казался заброшенным. Гулко раскатился последний удар курантов. До начала уроков еще целый час. Люба вошла в открытые двери костела. Перед алтарем стоял на коленях молодой ксендз. Люба уселась на заднюю скамейку, тоже попробовала молиться. Неожиданно слезы хлынули у нее из глаз.
Потом она ощутила чью-то твердую руку у себя на плече.
— Что с тобой, дитя мое? — прозвучал ласковый голос.
Ответить Люба не могла. Она встала и направилась к выходу.
— Ступай за мной, — сказал ксендз. Обняв ее за плечи, он повел ее к алтарю, там остановился, простерся на полу, потом поднялся, ввел ее в ризницу и закрыл за собой дверь. В маленькой комнатке не было ничего, кроме стола, двух стульев и множества книг. Ксендз усадил Любу и сел напротив.
— Господь поможет тебе, — кротко произнес он.
Люба, сотрясаясь от неистовых рыданий, излила ему душу.
— Я хочу убежать отсюда!.. Мне здесь все ненавистно! Я хочу поступить в цирк, хочу быть с Йозефом!
Ксендз слушал ее не перебивая. Люба опустилась на пол, прижалась лбом к его коленям. Он гладил ее по голове, и от этих прикосновений она чувствовала себя под защитой и в безопасности.
— На все воля Божья, дитя мое, — голос его обладал магическим воздействием — сами собой высохли слезы, исчезли горечь и обида.
Он продолжал гладить ее голову, лежащую у него на бедре. Люба успокоилась и испытывала к нему чувство благодарности.
Внезапно она ощутила щекой что-то твердое и улыбнулась, вспомнив дядю Феликса. Вот как можно отплатить ксендзу за его доброту. Она стала медленно двигать головой из стороны в сторону. С губ молодого священника сорвался слабый стон.
Он резко поднялся. Лицо его пылало.
— Ступай с Богом, — проговорил он, осенив ее крестным знамением.
Она ничего не понимала — почему он ни с того, ни с сего прогоняет ее? — но покорно вышла из костела и направилась в школу. На следующее утро, когда куранты пробили семь раз, она уже была в церкви. Но там было пусто. В высоких и узких окнах плясали в солнечных лучах пылинки. Люба присела на скамью, намереваясь дождаться ксендза. Ей хотелось с ним поговорить — ведь он так помог ей вчера… Она ждала до тех пор, пока не прозвонил школьный звонок, но ксендз так и не появился. Она выбежала из костела и чуть было не опоздала на урок, вбежав в класс в последнюю минуту.
Наутро она снова пришла в костел пораньше и застала ксендза, но он был так поглощен молитвой у алтаря, что не заметил ее. Люба подошла поближе. Священник вскочил, перекрестился и скрылся в ризнице.
Люба была растеряна: разве она что-то делает не так? Ей казалось, что глаза распятого Христа устремлены прямо на нее. Глубоко вздохнув, она подошла к двери ризницы, поскреблась в нее, тихо позвала. Никто не отозвался. Она постучала, зная, что он там. Тишина. Она повернула ручку — дверь была заперта.
Итак, ее снова отвергли. Но больше плакать она не станет.
Магде очень не нравилось, что Люба столько времени предоставлена самой себе, но и водить клиентов домой ей не хотелось. Однако делать было нечего: она была на заметке у властей как жена изменника родины, а потому ни на одном государственном предприятии ее не брали на работу. В немногих частных ресторанчиках и кафе работали, как правило, родственники и друзья владельцев. На жизнь можно было заработать одним-единственным способом. Конкуренция была высока: многие женщины продавали себя за иностранные вещи или за доллары.
Люба, лишенная друзей и подружек, томилась, скучала и, наконец, упросила Магду взять ее с собой на рынок. Там было весело: гремела музыка, было людно и шумно.
Магда поначалу пыталась оберегать ее от мужчин, норовивших ущипнуть или обнять Любу, но вскоре поняла, что именно близость юной свежей плоти разжигает их и заставляет раскошеливаться. Любу не пугало, когда ее тискали или прижимали, наоборот, мужское внимание ей льстило. Магда поняла, что «быть близ сажи и не замараться» двенадцатилетняя Люба не сможет. Удерживать ее от непоправимого шага становилось все трудней.
Когда туристский автобус Стаха въезжал в город, Магда всегда радовалась. Его клиенты платили долларами, и это значило, что не надо торчать где-нибудь на углу, боязливо оглядываясь, не идет ли милиционер. На этот раз группа должна была пробыть в городе десять дней — будет вкусная еда, кое-что из одежды, да и спать со Стахом приятней, чем с первым встречным.
Сразу по приезде он повел Магду и Любу в лучший краковский ресторан «Морской конек», что недалеко от рынка. Люба была поражена — она еще такого не видывала. Потолок был затянут рыболовными сетями и украшен разноцветными и яркими морскими звездами, стены покрыты толстым слоем известки. У входа помещался небольшой бар со стойкой красного дерева, покрытой вычурной резьбой. Над ним висели часы со знаками зодиака. Столы были застелены белоснежными скатертями. Человек в цыганском костюме сидел в углу и пел, подыгрывая себе на мандолине.
Им подавали огромные порции свежевыловленного карпа, и Люба впервые в жизни узнала вкус водки.