— Это тебе, Дэниел. Эту книгу мне подарили в юности, и тогда я редко в нее заглядывала, но потом стала читать ее все чаще и чаще. Пожалуйста, прочти и ты ее, только прочти внимательно и подумай о том, что в ней сказано. — Глаза ее настойчиво молили его о чем-то. — Считай, что это домашнее задание от твоей старой учительницы.
Дэнни в растерянности принял у нее пакет, не зная, что сказать. Они попрощались, и он обещал, что скоро прилетит к ней и они увидятся.
Однако увидеться им больше не пришлось. Неделю спустя он получил письмо: духовник миссис Деннисон извещал его о том, что она скончалась. У нее был рак, и она прилетела в Калифорнию, нарушив запрет врачей, чтобы в последний раз взглянуть на него.
Вот тогда Дэнни, убитый и горем, и неизбывной виной, развязал кружевную ленточку и вскрыл голубую, пахнущую лавандой обертку.
Это была моралите — духовная пьеса XVI века — на двух языках. Она называлась «Всякий человек». Дэнни плохо понимал архаичный английский текст и потому стал читать ее по-немецки.
«Господь сказал: да приидут пред лицо Мое все живущие и дадут Мне отчет о жизни своей», — так она начиналась. Главный герой ее в Судный День, покуда посланная Богом Смерть ожидает его, тщетно зовет своих былых друзей свидетельствовать в его пользу. Все — и Красота, и Сила, и Наслаждение — отступаются, все предают его. Он отпирает свои ларцы и сундуки, но деньги бесполезны и бессмысленны. Его единственное спасение Добрые Дела, но и им нечего сказать в оправдание ему. Смысл пьесы сводился к тому, что отчета в твоих действиях у тебя потребуют раньше, чем ты думаешь, а потому спеши творить добро ежедневно и ежечасно, не откладывай это на потом.
Дэнни, опустив книгу на колени, рассеянно перелистывал страницы. Что хотела выразить своим прощальным подарком Маргарет Деннисон? «Не живи бездумно, отдавай себе отчет в том, что делаешь»? Может быть. Что же — это нечто вроде ее завещания ему? Но книга эта больше подходит для умирающей от рака пожилой женщины, которая знает, что дни ее сочтены. Ему нужно что-то другое — то, что способно было бы снять налет какой-то беспросветности, омрачавшей его жизнь, — даже самые светлые ее минуты. Вряд ли пригодится ему для этого «Всякий человек», но тем не менее пахнущий лавандой томик остался в его памяти и в его мыслях.
Глава VI
На платформе их ждал прямой и улыбающийся полковник Джонсон.
— Через несколько минут вы войдете под крышу вашего нового дома, — провозгласил он, открыв перед ними дверцу и багажник автомобиля, куда они поставили свои тяжелые сумки.
«ГРИНФИЛДС-ИНН» — было написано на дорожном указателе. «Как это красиво звучит, — думала Люба, поглядывая в окно машины, — и каким покоем веет от всего». Это было увитое плющом четырехэтажное здание в викторианском стиле — восемнадцать номеров.
Полковник, заводя машину на стоянку, тем временем объяснял Магде, что ей как человеку опытному и сведущему в кулинарии придется взять на себя заботы о гостиничном ресторане и питании постояльцев. Сам он займется рекламой. Дел впереди много, сезон только начинается.
К началу второй недели отель был заполнен до отказа. Магда работала, как каторжная, не выходя из кухни: надо было приготовить тридцать завтраков. От ленча многие постояльцы отказывались, чтобы не покидать пляж, но зато были не прочь взять с собой сандвичи. А потом наступало время обеда.
Все восемнадцать номеров надо было прибрать, в каждом постелить постели. Это выпало на долю Любы. Полковник обещал нанять горничную, но, по его словам, пока не нашел ничего подходящего. Тем не менее он был по-армейски придирчиво строг и требовал, чтобы все делалось в срок и как полагается. Очень скоро оказалось, что полковник умеет сердиться и тогда становится весьма неприятен. Впрочем, с постояльцами он всегда был улыбчив и приветлив, постоянно упоминал о «чудесной жене» и «очаровательной дочке».
Любу радовало одно: у нее теперь была своя комната на четвертом этаже, где помещались самые маленькие и дешевые номера, — не комната, а крошечная каморка, переделанная, наверно, из кладовой. Но зато она принадлежала ей.
Однако уже через неделю Люба своего достояния лишилась. Это был вечер субботы, и она, полумертвая от усталости, мечтала только подняться к себе и вытянуться на кровати. Они с Магдой домывали последние тарелки, когда на кухню вошел полковник Джонсон.
— Люба, — сказал он, — освободи свою комнату.
Она смотрела на него с недоумением.
— Постоялец, — объяснил он. — Вещи свои пока положишь к нам в шкаф. А переночуешь на диване в моем кабинете, — и, снова нацепив свою приветливую улыбку, повернулся и вышел.
— Почему он не сказал, что мест в гостинице нет? — вскинулась Люба.
Магда молча мыла посуду.
— Почему не отказался выкинуть свою очаровательную дочь из ее комнаты? Где его хваленое плаванье? Где балет? А теперь еще и комнату отнял! Дальше что?
— Разгар сезона, — наконец сказала Магда. — Он нервничает. Он хочет, чтобы дело шло. Пожалуйста, потерпи немножко.