— Да нет, это не смешно, это потрясающе, Люба! Ведь это же мы с тобой! Но где же комета?
— Поставь, пожалуйста, на место, — она вернулась на кухню. Дэнни видел из комнаты, как она, стоя у стола, принялась нарезать хлеб.
— Это очень здорово, — сказал он, подойдя. — Ты-то хоть понимаешь, какой у тебя талант?!
Люба не привыкла к похвалам, тем более что никому, кроме матери, не показывала свои работы. Она растерянно стояла посреди кухни с ножом в руке и не знала, что сказать. Дэнни осторожно взял ее за подбородок и поднял ей голову. Она залилась краской.
— Люба, на моей памяти ты первый раз краснеешь, — воскликнул он в изумлении.
— Просто их никто пока не видел…
— Я потрясен: ты, можешь, не моргнув глазом, разгуливать голой перед кем угодно, а стоит похвалить твои картины — краснеешь.
— Ты не понимаешь… Это — очень личное, — она отвернулась. — Иди в комнату, ты мне мешаешь.
Дэнни, вернувшись в гостиную, принялся вытаскивать и расставлять вдоль стен холсты. Они восхищали его все больше и больше — в каждом чувствовался яркий и необычный талант. Вдруг он замер, глядя на скачущего в высокой траве серого в яблоках жеребца с человеческой головой.
Вошла Люба, неся две тарелки супа.
— Дэнни, я прошу тебя, оставь это. Давай поедим.
— Но это же я! Ты сделала из меня сатира? Или кентавра?
— Я не знаю, кто это, — она избегала его взгляда, делая вид, что раскладывает салфетки.
— В греческой мифологии — это нечто вроде божества. Половина тела у него — человеческая, половина — звериная. Это символ сексуальной необузданности.
— Я об этом не думала. Ешь — остынет.
Дэнни поднес ко рту ложку, не сводя глаз с полотна.
— Знаешь, кого он мне напоминает? У нас на ферме был такой конь. И я до сих пор помню, как он покрывал кобылу… Я тогда в первый раз увидел это и даже не сразу понял, что происходит. Мы с сестрой смотрели как завороженные, покуда мать не… — он вдруг замолчал.
— Ну, продолжай! Что с тобой?
— Нет, я что-то разболтался — суп стынет.
— А где это было?
— Что было?
— Ну, где была ваша ферма?
— Э-э… в Сиракузах.
— Большая?
— Нет, не очень.
— А лошадей держали много?
— Да что ты меня допрашиваешь?! Дай поесть.
Но есть ему не хотелось, и через минуту он отложил ложку. Он опять зашел слишком далеко. И как это каждый раз удается ей выведывать у него самое сокровенное?
Любу эта быстрая смена настроений расстроила. Что-то его явно угнетало, и суп ему не понравился. Она из кожи вон вылезет, но узнает, что с ним.
Сквозь сон Дэнни услышал звонок в дверь, открыл глаза и увидел рядом с собой Любу. Поджав ноги по-турецки, она в чем мать родила сидела на кровати и пила кофе.
Звонок повторился.
— Кто это?
Люба сделала еще глоток.
— Рик.
— Какой еще Рик?
— Мальчик из газеты, помнишь — я тебе о нем говорила. Сегодня воскресенье, он пришел за абонементной платой.
Звонок стал непрерывным.
— Какой настойчивый юноша, — сказал Дэнни.
— Да, это есть. Лучше я его впущу.
Люба, даже не подумав надеть валявшийся на полу халат, пошла к дверям. Дэнни слышал, как она спросила в «интерком»: «Ты, Рик? Заходи». И щелчок.
Он тоже сел в постели и глотнул кофе. Может быть, надо одеться? Или хотя бы натянуть пижаму? Он прислушивался к доносившемуся из передней разговору и чувствовал себя крайне неловко.
— Рик, — весело говорила Люба, — как хорошо, что ты пришел.
Слов Рика он не разобрал.
— Ты меня разбудил. Я прямо из постели, видишь — встречаю тебя в чем была, даже халат не успела надеть. Хочешь кофе?
— Не, спасибо, — ответил высокий юношеский голос с простонародным выговором.
«До чего же глупо, — подумал Дэнни, — сижу голый и подслушиваю». Впрочем, голоса смолкли. Потом раздался горловой смешок Любы и ее голос: «У меня в гостях мистер Деннисон».
— Чего?
— Ты же хотел с ним познакомиться. Давай заходи.
— Не…
В дверях спальни появилась Люба, ведя за руку высокого тонкого подростка. Дэнни не поверил своим глазам — он тоже был совершенно голый. «Боже, — подумал он, — откуда у этой женщины такая власть над людьми?»
— Дэнни, познакомься, это Рик. Он мечтает стать актером. Как ты считаешь, у него есть данные? — Люба говорила таким тоном, словно все трое были одеты и беседа происходила на званом обеде.
— Привет, Рик, — сказал Дэнни, стараясь вести себя непринужденно.
— Здрасьте, мистер Деннисон, — пробормотал мальчик, стараясь прикрыть свою наготу.
— Он поддерживает форму, бегая по подписчикам и выбивая из них деньги, — продолжала Люба. — Хорошо сложен, правда?
Дэнни открыл рот, но ничего не сказал, а с губ Рика сорвалось что-то нечленораздельное…
А ведь он еще маленький, он подрастет… — она двусмысленно улыбнулась и кончиком языка провела по губам. — Мы с ним большие приятели, правда, Рик?
Он выдавил из себя что-то похожее на «да», а она обернулась к Дэнни:
— Пожалуйста, Дэнни, помоги ему. — И снова повернулась к Рику. — Он очень милый и мне нравится.
Воцарилось молчание.