Танец с дьяволом

— Что ты такое говоришь, отец? — воскликнул Марий.

Отец с силой ударил Зарека лбом о столб и отпустил его волосы.

— Я его отец. А мать его — любимая наложница вашего дядюшки. Думаете, почему его мне подбросили?

Марий скривил губы:

— Он мне не брат! Я еще согласен считать братом труса и неженку Валерия, но этого…

Он подошел к Зареку и присел, стараясь заглянуть ему в лицо.

Не в силах отвернуться, Зарек зажмурился. Много лет назад он выучил, что взгляд в лицо хозяина влечет за собой суровое наказание.

— А ты что скажешь, раб? В тебе есть римская кровь?

Зарек покачал головой:

— Ты мой брат?

Зарек снова замотал головой:

— Значит, мой благородный отец солгал?

Зарек замер, сообразив, что снова попался в ловушку. В ужасе он начал рваться из опутавших его веревок. Бежать, бежать — куда угодно, лишь бы подальше от того, что сейчас начнется!

— Так что же? Мой отец солгал? — допытывался Марий.

Зарек отчаянно замотал головой.

Но было поздно: кнут, просвистев в воздухе, обрушился на его обнаженную спину.

Зарек проснулся в холодном поту. Сел, тяжело дыша и дико озираясь вокруг, словно опасаясь увидеть рядом отца и братьев.

— Зарек!

На спину ему легла теплая, нежная рука.

— Что с тобой?

Он не мог ответить: в мозгу его проносились воспоминания. С тех пор как Марий и Марк узнали правду, и до того, как отец отдал Зарека с доплатой работорговцу, в жизни его не было ни единого спокойного дня. Чего только не вытворяли братья, чтобы отплатить Зареку за это позорящее их родство!

Жизнь его превратилась в ад.

Самый последний нищий был счастливее его — бесправного, безгласного, всеми презираемого мальчика для битья!

Астрид, сев, обвила его руками.

— Ты дрожишь. Тебе холодно?

Он молчал. Знал, что должен ее отстранить, — но понимал, что сейчас не сможет обойтись без угешения. Он нуждался в сочувствии.

Ему нужен был кто-то, кто сказал бы ему, что он, Зарек, все же чего-то стоит. Что ему нет нужды стыдиться и ненавидеть самого себя.

Прикрыв глаза, он прижал Астрид к себе и положил голову ей на плечо.

Астрид, пораженная столь необычным для него жестом, погладила его по голове и крепче сжала в объятиях. Прижала к себе, как ребенка, даря ему утешение и покой.

— Расскажешь мне, что случилось? — тихо спросила она.

— Зачем? Это ничего не изменит.

— Затем, что я хочу знать, Зарек. Хочу тебе помочь. Если ты мне позволишь.

Он ответил так тихо, что она едва разобрала его слова:

— Бывают раны, которые не исцелить.

Она погладила его по колючей щеке.

— Например?

Он ответил не сразу.

— Знаешь, как я умер?

— Нет.

— Стоя на четвереньках, как животное. Плача и моля о пощаде.

От этих слов она содрогнулась. Сострадание к нему нахлынуло с такой силой, что у Астрид перехватило дыхание.

— Почему?

Он напрягся и тяжело сглотнул. На миг Астрид показалось, что сейчас он отстранится, но Зарек не пошевелился. Оставался рядом, позволял ей сжимать себя в объятиях.

— Ты видела, как избавился от меня отец? Как заплатил работорговцу, чтобы тот меня забрал?

— Да.

— У этого работорговца я прожил пять лет. Он сильно, почти до боли, сжал ее плечи.

Астрид почувствовала: ему очень тяжело говорить.

— Вряд ли ты можешь себе представить, как там со мной обращались. Что мне приходилось переносить.

Каждое утро, просыпаясь, я проклинал себя за то, что еще жив. Каждый вечер, засыпая, молился о том, чтобы умереть во сне. О том, чтобы изменить свою участь, я и не мечтал. Мысль о бегстве не приходит в голову тому, кто родился рабом. Я никогда не думал о том, что не заслужил такого обращения, ведь никакого иного не знал. И, разумеется, не было надежды на то, что кто-нибудь купит меня и заберет оттуда. Всякий раз, как новые покупатели входили в лавку и видели меня, я слышал, как они фыркают и бранятся себе под нос. Лица их я плохо видел, но мог разглядеть на них ужас и омерзение.

При этих словах глаза Астрид наполнились слезами. Зарек так красив! Любая женщина пошла бы на преступление, чтобы привязать к себе такого красавца! Но людская жестокость отняла у него красоту, изуродовала его и страшно унизила.

Никто не заслуживает таких унижений.

Никто, никогда.

Откинув с его лица спутанные волосы, она поцеловала его в лоб; а он продолжал рассказывать ей то, чем не делился еще ни с одной живой душой.

Голос его звучал бесстрастно; лишь по напряженным мускулам, да еще по тому, с какой силой он сжимал ее плечи, Астрид понимала, как нелегко дается ему этот рассказ.

— Однажды, — шептал он, — в лавку вошла красавица в сопровождении воина. Она остановилась в дверях в своем синем пеплосе. Волосы ее были черны, как полночное небо, кожа — белоснежная, без единого пятнышка. Я не мог как следует ее разглядеть, но другие рабы вокруг меня шептались о ее красоте, а это значило, что она в самом деле необыкновенно хороша собой!

Астрид ощутила укол ревности.

Неужели Зарек ее любил?

— Кто она была? — спросила она.

— Просто патрицианка, желавшая купить раба.

Теплое дыхание Зарека согревало ей кожу. Кончиками пальцев он играл с прядью ее волос; эта нежданная нежность тронула ее до боли.