Танец с драконами

Когда все направились к выходу, один из просителей остался – приземистый мужчина с обветренным лицом в бедной одежде. На голове у него была копна красно-черных волос, остриженная на уровне ушей. В руке он держал тёмный холщовый мешок. Он стоял повесив голову, уставившись в мраморный пол, словно не имел представления, куда ему идти. «А этому что от меня надо?» – удивилась Дени.

– Все на колени перед Дейенерис Бурерожденной, Неопалимой, королевой Миэрина, королевой андалов, ройнаров и Первых людей, кхалиси Великого травяного моря, Разрушительницей Оков и Матерью Драконов, – выкрикнула Миссандея высоким приятным голосом.

Когда Дени поднялась, её токар начал сползать. Она подхватила его и подтянула на место.

– Эй, ты, с мешком, – позвала она. – Ты хочешь говорить с нами? Можешь приблизиться.

Когда он поднял свое лицо, стало видно, что его глаза были красны словно свежие раны. Дени заметила, что сир Барристан белой тенью скользнул к ней ближе. Человек приблизился неуверенной походкой, шаг за шагом, сжимая в руках мешок.

«Пьян или болен», – решила Дени. Под его сломанными ногтями была земля.

– Что это? – спросила она. – У тебя какая-то жалоба или просьба к нам? Чего ты хочешь от нас?

Он нервно облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы:

– Я... я принес...

– Кости? – нетерпеливо продолжила она. – Обгорелые кости?

Он поднял мешок и высыпал его содержимое на мрамор.

Это и в самом деле были кости – сломанные и почерневшие. Длинные из них были расколоты, с выеденным мозгом.

– Это сделал чёрный... – произнес человек на грубом гискарском. – Он спустился с неба крылатой тенью и... и... и…

«Нет, – подумала она, – нет, нет, о, нет!»

– Ты что оглох, дурак? – Резнак мо Резнак заорал на него. – Ты что не слышал моего объявления? Приходи завтра к моим помощникам, и тебе заплатят за твою овцу.

– Резнак, – тихо сказал сир Барристан. – Придержи язык и открой глаза. Это не овечьи кости.

«Нет, – подумала Дени. – Это кости ребенка».

Глава 3. Джон

У подножия бледного утеса, высокого, как само небо, среди чёрных деревьев бежал белый волк. Луна следовала за ним в звёздной вышине, мелькая в просветах между переплетением голых ветвей над головой.

– Сноу, – прошептала луна.

Но волк не ответил. Под его лапами скрипел снег, среди деревьев вздыхал ветер. Откуда-то издалека до него доносился зов сородичей – таких же, как он.

Они тоже охотились. Ливень хлестал холодными струями, обдавая шкуру его чёрного брата, терзавшего тушу огромного козла, дождь смывал кровь из раны в том месте, где бок был вспорот длинным рогом жертвы. В другом месте его младшая сестра подняла голову, чтобы пропеть луне свою песню, а сотня меньших серых братьев прервала свою охоту, чтобы к ней присоединиться. В холмах, где они находились, было теплее, и в изобилии водилась дичь. Много ночей стая его сестры лакомилась мясом овец, коров и лошадей, украденных у людей, а иногда волки пробовали и человеческую плоть.

– Сноу, – хихикая, снова позвала луна.

Белый волк неслышно следовал по следу, оставленному человеком у подножия заснеженного утеса. На языке был привкус крови, а в ушах звенела песнь сотен братьев. Когда-то их было шестеро – пять пищащих слепышей в снегу подле мёртвой матери, и он, одинокий, отползший в сторону, пока младшие сосали холодное молоко из её омертвевших сосков. Теперь в живых осталось четверо… и присутствие одного из них белый волк не ощущал уже давно.

– Сноу, – настаивала луна.

Белый волк убегал от этого зова, мчась навстречу пропасти ночи, в которой скрылось солнце. Его дыхание стыло клубами в морозном воздухе. В беззвёздную ночь огромный утес был чёрен как камень, тёмной громадой возвышаясь над широким простором, однако сейчас в лунном свете он, подобно замёрзшему водопаду, сиял тусклым светом и льдом. Волчья шуба была густой и косматой, но когда поверх льда дул пронизывающий ветер, не спасал даже такой мех. На другой стороне ветер был ещё холоднее, и волк тотчас почувствовал это. Там был его брат, серый, пахнущий летом.

– Сноу, – сосульки посыпались с ветвей. Белый волк повернулся и обнажил зубы.

– Сноу! – волк ощетинился, когда деревья расступились перед ним.

– Сноу, Сноу, Сноу! – он услышал хлопанье крыльев. Сквозь тьму пролетел ворон.

Он с глухим стуком опустился на грудь Джона Сноу, скрежетнув когтями.

– Сноу! – выкрикнул ворон прямо ему в лицо.

– Я слышу. – Комната была темной, а тюфяк – жёстким. Серый полумрак сочился сквозь ставни, предвещая ещё один тусклый холодный день. – Вот как ты будил Мормонта? Убери свои перья подальше от моего лица. – Джон выпростал руку из-под одеяла, чтобы согнать птицу. Ворон был крупным, старым, взъерошенным, наглым и совсем не боялся людей.

– Сноу, – прокричал он, взлетев на свой насест. – Сноу, Сноу.

Джон сгрёб подушку и кинул, но птица вспорхнула раньше. Подушка ударилась о стену и порвалась, разбросав повсюду своё содержимое. Как раз в этот момент в дверной проем просунулась голова Скорбного Эдда Толлетта.