Два зверя сцепились, волк и лютоволк, и уже не было времени на раздумья. Мир превратился в клубок зубов, когтей и разлетающегося от них снега. Они катались, кружились, рвали друг друга. Остальные волки рычали и крутились вокруг. Челюсти лютоволка сомкнулись на скользкой от инея шерсти, на тонкой, словно высохшая ветка, конечности, но одноглазый процарапал когтями его брюхо и вырвался из хватки, напав снова. Жёлтые клыки защелкнулись на горле Лето, но он стряхнул старого серого сородича, словно тот был крысой, и сам бросился в атаку, сбивая с лап на землю. Катаясь клубком, царапаясь и брыкаясь, они сражались, пока оба не оказались изранены, и их собственная свежая кровь не украсила окружающий снег. Но, наконец, старый волк опрокинулся на спину и показал брюхо. Лютоволк укусил его пару раз, понюхал его зад и задрал над ним заднюю лапу.
Оказалось достаточно всего пары щелчков зубами и угрожающего рычания, чтобы прихвостень и самка признали его своим вожаком. Теперь они стали его стаей.
И добыча тоже. Обнюхивая, лютоволк переходил от человека к человеку, пока не остановился у самого крупного из тел, оставшегося без лица куска плоти, вцепившегося в чёрную железяку. Вторая рука отсутствовала, отрубленная у запястья, обрубок был перемотан кожаным жгутом. Из разреза через всё горло обильно и вяло вытекла кровь. Волк коснулся её языком, лизнул разорванное безглазое лицо – нос и щёки, потом впился зубами в шею, вырвал из неё и проглотил кусок свежего мяса. Никогда мясо еще не казалось ему таким вкусным.
Покончив с одним телом, он переместился к следующему и выбрал самые лучшие куски. С заснеженных веток деревьев под аккомпанемент падающего снега за ним наблюдали вороны: нахохлившиеся, темноглазые и молчаливые птицы. Остальные волки довольствовались объедками, сперва приступал старик-самец, потом самка и уже потом младший самец-прихвостень. Теперь они принадлежали ему. Они стали его стаей.
Образ падающего снега и пирующих волков начал бледнеть. Его лица, успокаивая словно материнский поцелуй, коснулось дыхание тепла.
«
Его нос дёрнулся, почуяв запах жареного мяса. Лес исчез, он снова оказался в общинном доме и в своем искалеченном теле. И уставился на огонь. Мира Рид переворачивала над пламенем кусок свежего, шипящего и подрумянивающегося красного мяса.
– Как раз вовремя, – сказала девушка. Бран потер глаза тыльной стороной ладони и, извернувшись, сел, привалившись спиной к стене. – Едва не проспал свой ужин. Следопыт добыл кабаниху.
За нею, жадно вгрызаясь в кусок горячего, подгоревшего, истекающего жиром и кровью мяса, ужинал Ходор. Между его пальцев вился дымок. В перерывах между укусами конюх бормотал:
– Ходор, ходор, ходор.
Его меч лежал на земляном полу рядом с ним. Жойен Рид, стоя на коленях, откусывал свою порцию маленькими кусочками, пережёвывая каждый из них не меньше дюжины раз прежде, чем проглотить.
Холодные Руки стоял у двери с вороном на руке. Они вдвоем с птицей уставились на огонь. В двух парах чёрных глаз отражались отблески пламени.
«
– Ты предупреждал, чтобы мы не разводили костра, – напомнил он следопыту.
– Стены скрывают свет, да и рассвет скоро. Нужно будет отправляться в путь.
– Что случилось с людьми? С преследовавшими нас врагами?
– Они вас не побеспокоят.
– Кто они? Одичалые?
Мира перевернула мясо, чтобы прожарить другую сторону. Ходор жевал и глотал, счастливо бормоча себе под нос. Только Жойен заметил, как Холодные Руки повернулся к Брану и уставился на него:
– Враги.
– Ты их убил. Ты и вороны. Их лица были порваны в клочья, а глаза выклеваны.
Холодные Руки не стал отрицать.
– Они же были твоими братьями. Я видел. Волки разодрали их одежду, но я всё равно знаю. Их плащи были чёрными, как твои руки.
Холодные Руки ничего не ответил.
– Кто же ты? Почему у тебя чёрные руки?
Следопыт уставился на свои руки, словно увидел их в первый раз.
– Когда сердце человека перестает биться, кровь стекает к конечностям, и застывает, – его голос клокотал в горле, в тонкой и худой шее, как и он сам. – Руки и ноги опухают и чернеют, словно пудинг. Остальное тело становится белым как молоко.
Мира Рид поднялась на ноги, взяв острогу в руки. На зубцах по-прежнему висел дымящийся кусок недожаренного мяса.
– Открой лицо.
Следопыт не сделал ни малейшей попытки подчиниться.