Танец с драконами

Одежда Джона провоняла дымом и смрадом жжёной плоти. Он знал, что нужно что-нибудь поесть, но ему больше хотелось побыть в чьем-то обществе, а не утолять голод. – «Выпить бокал вина наедине с мейстером Эйемоном, перекинуться парой слов с Сэмом, посмеяться над шутками с Пипом, Гренном и Жабой». – Но Эйемон с Сэмом далеко, а остальные друзья...

– Сегодня я буду ужинать вместе со всеми.

– На ужин говядина со свёклой, – похоже, Скорбный Эдд всегда был в курсе того, что подадут к столу. – Хобб сказал, что у нас закончился хрен. А что толку в варёной говядине без хрена?

С тех пор, как одичалые сожгли столовую, дозорные перебрались обедать в каменный подвал под арсеналом.

Сводчатый потолок и два ряда квадратных колонн, разделявших помещение пополам, делали его похожим на склеп. Вдоль стен громоздилась бочки с вином и элем. Войдя внутрь, Джон огляделся. За ближним к лестнице столом играли в кости четверо строителей, а рядом с очагом, тихо беседуя, сидела группа следопытов и несколько людей короля.

Собравшаяся за отдельным столом молодежь наблюдала, как Пип протыкает свёклу ножом.

– Ночь темна и полна свёклы, – торжественно провозгласил Пип, насадив корнеплод на острие.– Так давайте помолимся, дети мои, об оленине с луком и вкусной подливой.

Его товарищи – среди них Гренн, Жаба и Атлас – заржали.

Сноу шутку не поддержал.

– Только дураки смеются над чужими молитвами, Пип. И, кроме того, это опасно.

– Если красный бог обиделся, то пусть поразит меня молнией.

Улыбки исчезли.

– Но мы подшучивали только над жрицей, – сказал Атлас, уступчивый паренек, зарабатывавший в Староместе торговлей собственным телом. – Это была всего лишь шутка, м’лорд.

– У вас свои боги, а у неё – свои. Оставьте её в покое.

– Она-то наших в покое не оставляет, – возразил Жаба. – Называет Семерых ложными богами, милорд. И старых богов тоже. Она заставила одичалых сжечь ветки чардрева. Вы же сами видели.

– Леди Мелисандра мне не подчиняется. А вы – да. Я не хочу кровопролития между дозорными и людьми короля.

Пип похлопал Жабу по плечу.

– Хорош квакать, храбрая Жаба, и перечить нашему Великому Лорду Сноу. – Он вскочил на ноги и отвесил дурашливый поклон. – Прошу прощения. Теперь я не буду даже ушами шевелить без вашего высочайшего дозволения.

«Он принимает все это за игру». – Джон лишь хотел расшевелить его мозги.

– Шевели ушами, сколько влезет. Меня больше беспокоит твой язык.

– Я присмотрю, чтобы он вёл себя потише, – пообещал Гренн. – А если не будет, то я его стукну, – и, слегка поколебавшись, добавил, – не хотите ли отужинать с нами, милорд? Оуэн, ну-ка подвинься и дай Джону сесть.

Джону больше ничего и не требовалось. – «Нет, – подумал он, – те дни прошли». – И, осознав эту правду, Сноу почувствовал внутри такую боль, словно его пырнули ножом в живот. Они избрали его своим командующим. Теперь Стена его, как и их жизни. – «Лорд может любить своих подчиненных, – словно наяву услышал он голос отца, – но не может быть им другом. Однажды ему придется вынести им приговор или отправить на смерть».

– В другой раз, – солгал лорд-командующий. – Эдд, ужинай сам. У меня остались незавершённые дела.

Казалось, снаружи стало ещё холоднее. В окне Королевской Башни, расположенной напротив замка, он заметил огонёк свечи. На крыше башни, глядя на возвышающуюся Стену, стояла Вель. Станнис держал её взаперти в комнате, находящейся прямо над его собственными покоями, но разрешал выходить на укрепления, чтобы размяться.

«Она выглядит такой одинокой, – подумал Джон. – Одинокой и прекрасной». – Игритт была по-своему симпатична с рыжими, словно поцелованными огнём, волосами, но только благодаря улыбке её лицо расцветало. Вель не нужно было улыбаться. Одно её появление при любом королевском дворе заставило бы мужчин повыворачивать шеи.

И всё же её тюремщики не любили принцессу одичалых. Она презирала их как «поклонщиков» и трижды пыталась сбежать. Стоило одному из солдат в её присутствии зазеваться, как она стянула у него кинжал и воткнула ему в горло. Ударь она всего лишь на дюйм левее, и он был бы мёртв.

«Одинокая, прекрасная и смертельно опасная, – подумал Джон. – И она могла быть моей. А вместе с ней Винтерфелл и родовое имя моего отца». – Но вместо этого он выбрал чёрный плащ и ледяную стену. Взамен он выбрал честь. – «Честь бастарда».