Танец с драконами

У самки тоже был зуб – маленький, костяной. Но едва челюсти варга сомкнулись на её ноге, она его выронила и упала, прижимая к себе орущего детеныша. Под шкурами сама самка оказалась кожа да кости, но зато её груди – полны молока. Самое сладкое мясо было у детёныша. Лучшие куски волк оставил брату. Стая набивала свои животы, а смёрзшийся снег вокруг тел стал розово-красным.

Далеко от этого места, в глиняной хижине с соломенной крышей и дырой вместо дымохода, на полу из утоптанной земли Варамир задрожал, кашлянул и облизал губы. Его глаза покраснели, губы потрескались, в горле першило, но вкус крови и жира все еще наполнял рот, хотя пустой желудок требовал пищи.

«Плоть ребёнка, – подумал варг, вспоминая Желвака. – Человеческое мясо».

Неужели он пал так низко, что его уже тянет на человечину? Он почти наяву услышал рык Хаггона:

– Человек может есть мясо зверей, звери – мясо человека, но если человек ест человеческое мясо – это мерзость.

«Мерзость». Любимое словечко Хаггона. «Мерзость, мерзость, мерзость». Есть человеческое мясо – мерзость, спариваться в теле волка с волчицей – мерзость, но завладеть телом другого человека – наихудшая мерзость из всех.

«Хаггон был слабаком, боялся собственной силы. Он умер в слезах в одиночестве, когда я отнял у него вторую жизнь. – Варамир сам сожрал его сердце. – Он научил меня многому, и последним, что я узнал у него, был вкус человеческой плоти».

Однако в тот раз варг находился в теле волка. Сам он никогда не пробовал человеческое мясо, но не возражал, чтобы его стая попировала. Волки были такими же доходягами, как он сам, исхудалыми, замёрзшими, голодными. И эта добыча...

«...двое мужчин и женщина с ребёнком на руках, бегущие от поражения навстречу смерти. Они бы всё равно скоро погибли – от холода или голода. Такая смерть была лучше, быстрее. Милосерднее».

– Милосерднее. – Последнее слово он произнес вслух. В горле саднило, но было приятно услышать человеческий голос, даже свой собственный. Пахло плесенью и сыростью, земля была холодной и твердой, очаг больше дымил, чем согревал. Едва не обжигаясь, Варамир подполз почти вплотную к самому пламени, время от времени кашляя и вздрагивая. В боку пульсировала боль от открывшейся раны. Кровь засохла твёрдой коричневой коркой, пропитав штаны до самых колен.

Репейница предупреждала его, что это может случиться.

– Я постаралась зашить её, как смогла, – сказала она. – Но ты должен отдыхать и позволить ране зажить, иначе она вновь откроется.

Репейница была последней из его спутников – копьеносица, крепкая, как старый корень, морщинистая, с бородавками на обветренном лице. Остальные покинули их по дороге. Один за другим, они отставали или уходили вперёд, к своим старым деревням, к Молочной реке, к Суровому Долу или навстречу одинокой смерти в лесу. Варамир не знал точно, да ему было всё равно.

«Надо было переселиться в одного из них, когда была возможность. В одного из близнецов или в здоровяка со шрамом на лице, или в рыжего юнца».

Впрочем, он боялся: кто-то из окружающих мог понять, что происходит. Тогда они накинулись бы на него и убили. Кроме того, его неотступно преследовали слова Хаггона, и, поэтому, этот свой шанс варг упустил.

После битвы у него были тысячи спутников, и они пробирались через лес – замёрзшие, напуганные, спасающиеся от обрушившейся на них резни у Стены. Некоторые говорили о том, чтобы вернуться к своим покинутым жилищам, другие о том, чтобы предпринять вторую атаку на ворота, но большинство понятия не имело, куда идти и что делать. Они бежали от ворон в чёрных плащах и рыцарей в серой стали, но сейчас их преследовали куда более безжалостные враги. С каждым днём на лесных тропах оставались новые и новые трупы. Кто-то умер от голода, кто-то от холода, прочие от болезней. Кого-то убили те, кто называл себя их братьями по оружию, когда они все вместе выступили на юг с Мансом Налётчиком, Королем-за-Стеной.

– Манс пал, – говорили друг другу выжившие полными отчаяния голосами. – Манса взяли в плен. Манса убили.

– Харма мертва, Манса взяли в плен, остальные разбежались и бросили нас, – сообщила ему Репейница, зашивая его рану. – Тормунд, Плакальщик, Шестишкурый – все они храбрые воины. Где они теперь?