Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом

Почти все они тощие, порой истощенные, с руками и ногами как палочки, но разные во все остальном. Одни высокие, другие низенькие. Головы черные, каштановые, белокурые и рыжие, целованные огнем, как у Игритт. Попадаются хромые, рябые и с рубцами на лицах. У старших пробивается пушок на щеках или усики, у одного борода выросла, как у Тормунда. Кто в теплых шубах, кто в вареной коже и разрозненных доспехах, большая часть в шерсти и тюленьих шкурах, меньшая в лохмотьях, один совсем голый. У многих в руках оружие: колья, дубинки с каменным оголовком, ножи из кости, кремня, драконова стекла, шипастые булавы, сети, порой заржавленные мечи. Рогоногие босиком, другие со снегоступами, чтобы не проваливаться в сугробы. Шестеро верхом на конях, двое на мулах, два брата ведут козу. Самый длинный — шести с половиной футов, но с младенческим личиком, самый маленький заявляет, что ему девять, хотя на вид не больше шести.

Тормунд показывал Джону отпрысков именитых людей.

— Вон тот сын Сорена Щитолома, тот, рыжий, — Геррика Королевича. Происходит будто бы от Реймуна Рыжебородого, а на самом деле от его младшего брата. — Про двоих, похожих как близнецы, Тормунд сказал, что они погодки. — Один от Харла Охотника, другой от Харла Красивого, а мать одна. Отцы друг друга терпеть не могут: я бы на твоем месте послал одного в Восточный Дозор, другого в Сумеречную Башню.

Он назвал еще сыновей Хауда Скитальца, Брогга, Девина Тюленебоя, Кайлега Деревянное Ухо, Морны Белой Маски, Великого Моржа…

— Великий Морж? Вот это да.

— У них на Стылом берегу чудацкие имена.

Отцом троих мальчиков, как уверял Тормунд, был Альфин Убийца Ворон, убитый Куореном Полуруким.

— Не похоже, что они братья, — заметил Джон.

— Потому что матери разные. Хрен-то у Альфина был махонький, поменьше твоего, но совал он его куда ни попадя. У него в каждой деревне по сыну. А тот вон, с крысиной мордочкой, отродье Варамира Шестишкурого. Помнишь его, лорд Сноу?

— Помню. Оборотень.

— И злющий мерзавец в придачу. Теперь вроде помер — после битвы его никто не видал.

Двое оказались переодетыми девочками. Джон велел Большому Лиддлю и Рори привести их к нему. Одна послушалась, другая кусалась и лягалась.

— У них тоже отцы именитые? — спросил Джон.

— У этих-то? Вряд ли. Жребий вытянули, небось.

— Так это же девочки.

— Да ну? Эй, ребята, мы тут с лордом Сноу поспорили, у кого из вас стручок больше. Спустите-ка штаны, дайте глянуть.

Одна залилась краской, другая прошипела:

— Отцепись, Тормунд Великаний Зад. Дай пройти.

— Хар-р! Твоя взяла, ворона, стручков у них нет, зато вот у этой фитюльки есть яйца — копьеносицей будет. Раздобудьте им девчачью одежку, — крикнул Тормунд своим, — не то лорд Сноу намочит подштанники.

— Мне нужны двое мальчиков вместо них.

— Зачем это? Заложник остается заложником. Что мальчишке снести голову, что девчонке, разницы нет. Многие отцы дочек тоже любят.

Джона заботили не отцы.

— Манс тебе о храбром Данни Флинте не пел?

— Вроде нет. Кто таков?

— Девушка, которая переоделась мальчиком, чтобы вступить в Дозор. Красивая песня, но грустная, и конец у нее плохой. — В песне говорится, что призрак Данни до сих пор блуждает в Твердыне Ночи. — Эти девочки поедут в Бочонок. — Единственные мужчины там — Железный Эммет и Скорбный Эдд. Джон доверял обоим, чего не мог сказать о большинстве своих братьев.

Тормунд, поняв его, от души плюнул.

— Экие вы гадкие птицы, вороны. Ладно, получишь еще двух мальчишек.

Когда в туннель прошли девяносто девять заложников, Тормунд представил последнего.

— Мой Дрин. Позаботься о нем, ворона, не то я съем твою черную печень.

Убитый Теоном Бран был бы теперь одного возраста с этим мальчиком, но Дрин не столь миловиден, как маленький Старк. Плотный, коротконогий, с широким красным лицом и буйной гривой темных волос — вылитый Тормунд.

— Он будет моим пажом, — пообещал Джон.

— Слыхал, Дрин? Смотри не озорничай. Иногда ему требуется хорошая трепка, только гляди в оба, милорд: он кусается. — Тормунд поднял рог и протрубил в него снова.

На этот раз из леса начали выходить воины — человек пятьсот, а то и вся тысяча. Все при оружии, каждый десятый конный. На плетеных, обтянутых шкурами щитах за спинами изображены змеи, пауки, отсеченные головы, окровавленные молоты, проломленные черепа, демоны. Кое-кто облачен в помятые, добытые в набегах доспехи, на других костяные латы, как на Гремучей Рубашке, на остальных вареная кожа, и на каждом сверху меха.

По длинным волосам Джон узнавал копьеносиц. При виде них он всегда вспоминал Игритт: ее огненные волосы, ее улыбку, когда она разделась перед ним в гроте, ее голос. «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу», — твердила она и была, конечно, права.

— Что ж ты женщин не послал первыми? Я имею в виду матерей и девушек, не воительниц.

— Мало ли. Вдруг вы, вороны, решите закрыть ворота — тогда бойцы на той стороне будут кстати. Раз я купил у тебя коня, что ж мне, и в зубы ему не заглядывать? Ты не думай, что мы не доверяем тебе: мы вам доверяем точно так же, как вы нам. Тебе нужны были воины — вот они. Каждый стоит шестерых твоих черных ворон.