Спенсер погладил спину жены. Она заурчала и устроилась удобнее у него на коленях. Незнакомая доселе нежность наполнила сердце. Ободренный, он еще раз провел ладонью по изящному изгибу спины. Сначала вниз, а потом вверх. Задерживаясь на каждом позвонке, словно пересчитывал бусины, нанизанные на шнурок. Эти неспешные поглаживания успокаивали обоих. Измученные легкие пришли к молчаливому соглашению, а тела уже не боролись друг с другом. Супруги дышали в унисон, обмениваясь теплыми ароматными вздохами.
И не было на свете ничего более чувственного и возбуждающего.
– Твои родители, – пробормотала Амелия. – Они любили друг друга?
– Я… я не уверен.
Да, вопрос. Спенсер плохо помнил свою мать. Зато помнил, как отец плакал, когда она умерла. Они плакали вместе – растерянный мальчишка и закаленный в боях солдат. Впоследствии они никогда больше не говорили об этом. Узнав о смерти отца несколькими годами позже, Спенсер не проронил ни слезинки. Вместо этого он принялся махать кулаками, ибо просто не представлял, как можно плакать в одиночку.
– Мои любили, – произнесла Амелия. – Были очень преданы друг другу. Я всегда считала, что мне очень повезло расти с таким примером перед глазами. – Амелия задрожала в объятиях Спенсера. – А теперь я в этом не уверена. Возможно, это лишь подготовило меня к разочарованию.
Спенсер прижимал к себе жену до тех пор, пока жар ее тела не начал просачиваться сквозь его кожу. Дыхание обоих все учащалось и становилось обжигающим. Что-то в душе Спенсера стало смягчаться и оттаивать. Он вспомнил слова Амелии, сказанные ею в коридоре: «Ты даже не представляешь, что еще я могу тебе предложить». О нет, он представлял. И очень ясно. Он никогда не признался бы себе в этом, но на каком-то подсознательном уровне он знал, почему не смог отпустить Амелию в ту ночь. Почему вынес ее из танцевального зала. Почему сделал ей предложение спустя всего несколько часов после знакомства. А все потому, что эта женщина выказала необыкновенную преданность своему никчемному брату. А ведь он был одним из пяти. И наверняка где-то в бездонном колодце ее души найдется немного любви и нежности и для него, Спенсера. Он этого не заслуживал, но все равно хотел обрести.
– Амелия, посмотри на меня.
Не разжимая рук, Амелия подняла голову. Она затихла в объятиях мужа и, казалось, даже перестала дышать.
И Спенсер поцеловал ее. Без предупреждения. Без позволения. Даже не успев понять, что делает, потому что просто не мог поступить иначе. Ему необходимо было дыхание, которое она сдерживала. Оно принадлежало ему, и он хотел забрать его.
Губы Амелии были нежными и теплыми, язык – прохладным и влажным. Зажав лицо жены в ладонях, Спенсер наклонил ее голову и углубил поцелуй. Амелия попыталась вырваться, но Спенсер держал ее крепко, желая получить больше. Гораздо больше. Ему необходимо было ощущать на своем языке этот вкус, эту нежность и этот жар. Он прекрасно понимал, что может разрушить все, навсегда отпугнув от себя Амелию, но уже не мог остановиться.
Просунув руку в декольте платья, он сильно сжал грудь жены, ибо какая-то его часть желала наказать ее. Все внутри его трепетало и разлеталось вдребезги, точно ледяная глыба под ударом молота. Старые пустоты заполнялись, новые зияющие пропасти желания появлялись. И это причиняло боль. Душа Спенсера словно раскалывалась на куски, которые соединялись заново, но уже совсем иначе, чем прежде. И виной всему была эта женщина. Спенсер сильнее ущипнул Амелию за сосок, ибо хотел, чтобы и она испытывала боль. Это было непростительно и нечестно. Каким-то непостижимым образом Амелии удалось проникнуть в него, прежде чем он успел проникнуть в нее.
Амелия испуганно вскрикнула, возвращая Спенсера к реальности. Он замер и прервал поцелуй.
– Десять минут, – произнесла Амелия, тяжело дыша. – Ты должен меня отпустить.
– Не могу.
Пытаясь высвободиться, Амелия с трудом подавила рыдания.
– Спенсер, прошу тебя.
– Если отпущу, ты придешь ко мне сегодня ночью?
Он почувствовал, как Амелия покачала головой, и только потом услышал ответ:
– Нет.
– Только не говори, что все еще боишься меня.
– Боюсь даже больше, чем прежде.
Спенсер едва подавил рев разочарования. Черт возьми, его самообладанию мог бы позавидовать любой смертный. Вот только минуту назад не удержался. И как могла Амелия сидеть у него на коленях так спокойно, раз считала его способным на убийство?
Еле слышно выругавшись, Спенсер убрал руки. А Амелия даже не могла поднять на него глаз. Ее ресницы дрожали на полуопущенных веках.
– Уходи. – Спенсер закрыл глаза и попытался восстановить дыхание. Ухватившись за подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели, он прорычал: – Уходи! Немедленно встань с моих колен, черт тебя возьми, или я за себя не отвечаю!
Амелия поспешно повиновалась, упершись в бедра мужа, чтобы подняться с его колен. Спенсер испытал огромное облегчение, когда Амелия встала. Он наклонился вперед, уперся локтями в колени и уткнулся лицом в ладони. Собственное тяжелое дыхание глухим шумом отдавалось у него в ушах.