Танец с герцогом

Радость забурлила в груди Амелии, когда она потянула за ленточку. Она собиралась распаковывать сверток за свертком самостоятельно и делать это очень медленно. Это даже лучше, чем нескончаемая череда дней рождений.

– Ваша светлость! – Камеристка прервала маленький праздник Амелии, подав ей записку.

Развернув ее, Амелия прочитала:

«Где-то здесь должна быть амазонка. Приходи в конюшню к десяти часам. С.»

Амелия долго смотрела на записку. Почерк Спенсера заворожил ее точно так же, как тогда в часовне во время венчания, когда она впервые увидела его. Спенсер не следовал всем тем правилам, которые преподаются благовоспитанным детям учителями и гувернантками. И все же его почерк был вполне разборчивым. А также решительным, размашистым и бескомпромиссным. Каждая буковка источала уверенность, и Амелия находила это очень возбуждающим.

Но более всего ее заворожила черточка перед словом «приходи». Она выглядела так, словно Спенсер начал писать какое-то слово, а потом передумал. Амелия внимательно посмотрел на косую черту, похожую на начало петли. Судя по всему, здесь должна была стоять буква «п». И несмотря на то что в мире существовали тысячи слов, начинающихся на эту букву, Амелии на ум пришло только одно.

Спенсер едва не написал слово «пожалуйста».

– О да. Она готова, ваша светлость. Немного нервничает, ведь для нее это впервые. – Тихо заржав, кобыла начала перебирать ногами. Грум успокоил ее щелчком кнута. – Очень уж беспокойная.

Спенсер покачал головой. Его животные были тщательно выдрессированы, и его раздражало, когда джентльмены присылали к нему неподготовленных лошадей. По мнению Спенсера, не существовало в мире животного, более восприимчивого к ласке, чем лошадь. Хозяин, не сумевший завоевать доверие лошади и добиться от нее сотрудничества, был, с его точки зрения, так же недостоин уважения, как и тот, который забывал покормить и напоить своих животных.

Спенсер потрепал кобылу по холке.

– Ты уже выпускал к ней пробника? – поинтересовался он у грума.

– Да, – ответил грум. – Она была достаточно податливой, но попятилась, когда он попытался покрыть ее. Придется ее стреножить, иначе она лягается.

Кивнув, Спенсер почесал кобылу за темным ухом. Жеребцы, называемые пробниками, использовались для проверки готовности кобылы к случке. Делалось это для того, чтобы она не измотала и не покалечила дорогостоящего производителя. Пробник гоняет кобылу по загону, пытается за ней ухаживать, а в самый последний момент его уводят и выпускают производителя. Это была стандартная процедура для коневодческих ферм, но сегодня утром она навела Спенсера на размышления.

С одной стороны, он раздумывал над тем, не наносила ли подобная практика вред здоровью и психике его животных. Ведь он, к примеру, чувствовал себя гораздо лучше теперь, когда не играл больше роль «пробника». А с другой стороны, он понимал, что обвинения Амелии справедливы. Он действительно заботился о своих кобылах больше, нежели о собственной жене. При воспоминании о том, как он пригвоздил ее к матрасу прошлой ночью, Спенсер виновато поморщился. А ведь они были вместе первый раз… И все же, несмотря на чувство вины, он вновь ощутил прилив желания.

Спенсер вздохнул, стараясь направить свои мысли в другое русло.

Грум увел кобылу в стойло, а Спенсер оперся о стену конюшни и сделал вид, будто стряхивает с сапог солому. Менее всего ему хотелось, чтобы на его лице отразилось ожидание. Это все остальные должны ждать герцога, а не наоборот.

– Спенсер?

Герцог поднял голову и увидел ее – стоявшую в дверном проеме Амелию. Вернее, ее полупрозрачную светящуюся версию.

– Ты… – Спенсер осекся. В конце концов, он не из тех, кто может выпалить посреди конюшни: «Бог мой, как чудесно ты выглядишь!» Спенсер откашлялся. – Ты пришла.

– Ты как будто удивлен. – Вскинув бровь, Амелия кокетливо улыбнулась. – Спасибо, – добавила она, любовно пригладив подол платья. – За это.

Спенсер лишь отмахнулся. На самом деле это он должен был ее благодарить. Он не помнил, какого именно цвета он заказывал для нее амазонку, но теперь было ясно, что удачнее выбрать он все равно не смог бы. Драпировка на темно-голубой юбке из бархата производила ошеломляющий эффект. Полы короткого жакета соединялись наподобие створок ракушки, а его ворс переливался на солнце, отчего казалось, будто Амелия светится. И не просто светится, а блистает, точно искусно ограненный сапфир, оправленный в золото тугих локонов…

Дьявол. Когда это он стал мыслить подобным образом?

Чем дольше Спенсер стоял, таращась на жену и не произнося ни слова, тем шире становилась ее улыбка.

– Я готова к первому уроку, – произнесла Амелия. – А ты?

– Тоже. – Спенсеру не составило труда заговорить. А вот его ноги, казалось, приросли к полу.