Мама ждала их на другом конце города у накрытого, как для праздника, стола. На белоснежной, в цвет Сашиного платья, накрахмаленной скатерти высились тарелки с разносолами, салатами, как экзотическими типа курицы с ананасами, так и с привычным Никите «Оливье», которое у мамы получалось просто божественным. Бутылочка шампанского стояла на краешке стола, запечатанная и запотевшая, недавно вытащенная из холодильника. Это алкоголь для дам, специально для находящегося за рулем Никиты мама выставила компот собственного приготовления. Короче, к встрече подготовилась — будь здоров.
Саша застыла в проходе, когда увидела всё это великолепие, играющее хрустальными бликами при свете электрической люстры.
Мама кинулась к Никите, зацеловала его в обе щеки, и, наконец, обратила внимание на Сашу. Глянула придирчиво. О да, так умеет только мама: посмотреть на человека так, будто он — товар в магазине, причем уцененный и не очень-то качественный. Но Саша, к удивлению, взгляд выдержала и представила, улыбнувшись:
— Александра.
— Анастасия.
— Анастасия Федоровна, — поправил Никита.
Мама надула губы. В последнее время она окончательно заделалась кокеткой, и нельзя сказать, что Никите такая перемена нравилась. Мать — на то и мать, чтоб всегда быть женственной, взрослой и строгой, а не девочкой с косичками. Но ладно, после развода ей тяжело, можно и понять…
Когда отец ушел из семьи, мама с ума сходила. Первые недели наведывалась к Никите ежедневно и требовала внимания. Потом уехала на юга, отдохнула и внезапно осознала, что она ещё очень даже ничего. С тех пор она красилась ярко, хохотала в голос, ежедневно обустраивала свою жизнь, впрочем, когда дело касалась Никиты — становилась любящей мамой, способной приготовить целый стол яств.
Они расселись по своим местам, причем злодейка-мать специально рассадила Сашу и Никиту по разные стороны стола, а сама уселась в центре. Скрестила руки в замок и посмотрела загадочно:
— Как давно вы вместе?
— Кажется, целую жизнь, — опередил Сашу Никита.
— Всё так плохо? — притворно ужаснулась мама.
Саша залилась краской, становясь похожей на себя маленькую, ту нескладную девчонку с пучком волос и наивными глазищами в половину лица.
— Мам! — одернул Никита. — Прекращай!
— Извините-извините. Не стесняйтесь, кушайте.
Саша на еду не налегала, положила ради приличия всего понемножку, а вот оголодавший от холостяцкой жизни Никита ел жадно и много. Уплетал за обе щеки. Мама пока молчала, но наверняка продумывала миллион каверзных вопросов.
— Очень вкусно, — отозвалась эхом Саша.
Мама по-королевски важно кивнула.
— Сашенька, а ты готовишь?
— Немного, если честно. — Саша ковырнула вилкой помидор. — Не успеваю.
— Что же мешает юной леди заняться кулинарией?
Всё, мама начала глумиться! Никита глянул на соперниц. Уже пора вмешиваться или пока это обычный женский разговор?
— Учеба и работа.
— Кем же ты работаешь? Продавец-консультант или кем нынче подрабатывают студентки?
— У меня свой бизнес. — Саша выдержала новый взгляд, из-под изогнутой брови, и ответила своим взглядом, становящимся более жестким, лидерским. В ней проснулась бизнес-леди. — Занимаюсь с подругой продажей женской одежды. Кстати, у нас есть последняя коллекция этой фирмы и могу сказать, что дизайнеры отлично скомбинировали сочные расцветки и классические фасоны. Если хотите, я как-нибудь покажу каталог. Там есть вещички, которые сложно отыскать в магазинах.
И указала на голубенькую кофточку в рюшках, в которую была одета мама Никиты. Опа, третий мамин взгляд — заинтересованный.
Никите это начинало не нравиться. Враждующая с Сашей мама — это плохо, но в качестве её подружки — ещё хуже. Он поерзал на стуле, враз ставшим неудобным и жестким, и попробовал сменить тему:
— Мам, отменный «Оливье»!
Но мать вовсю увлеклась общением с Сашей. Спрашивала про родителей и учебу, про идею бизнеса, хвалила и одобрительно хмыкнула. В общем, вела себя крайне необычно. Никите оставалось лишь молча жевать и сохранять хоть какую-то иллюзию контроля. Саша отвечала вскользь, о юности не рассказывала, о их отношениях — тем более.
После Саша, не погнушавшись, направилась мыть посуду, а мама — раскладывать десерт. Никиту они бросили совсем одного, и он посидел немного за столом, а после по стеночке добрался до кухни и прилип ухом к двери.
— Вы давно знакомы? — любезно и, что важнее, приветливо спрашивала мама.
— Можно сказать и так.
— Саша, хм, Саша-Саша-Саша. Не помню тебя, к сожалению.
Всё, хватит! Никита с ноги распахнул дверь.
— Вам помочь? — и нагло улыбнулся.
— Нет-нет! Никит, а сфотографируй нас с тортиком?
Мама покрутила и так, и этак самодельный торт с розочками, неотличимый от покупного.
— Мам, ты прекрасно помнишь, я не снимаю.
— Но почему? — удивилась Саша, отвлекаясь от намыливания тарелки.
Почему? Не тянуло его, и всё тут. Раньше, в детстве, фотографировать гимнасток было круто. Ловить их дыхание и улыбки, искать ракурсы, в которых тела смотрелись грациозно, а не изломанно. Та же Саша в юности была шедевром. Нет, она и сейчас неплохо, но не произведение искусств.
Хотя, если присмотреться…