Танец с огнем

«…Энергия ее танца такова, что среди зрителей случаются даже обмороки. Приобрести билет на выступление скандально-загадочной знаменитости невероятно трудно. Все раскуплено загодя, и только совокупное действие обширных личных связей и авторитета нашего почтенного издания позволили нашему корреспонденту насладиться удивительным зрелищем и представить жаждущим читателям его бледное – увы! – описание. Говорят, что танцовщица – наполовину цыганка… Этому трудно верить, потому что живая белизна ее кожи напоминает перламутр, а глаза – изумительной прозрачности горный хрусталь. Но кое-какие приемы ее удивительного танца и впрямь отсылают если не к цыганским, то прямо к древнеарийским корням. Предположительная смесь славянской и цыганской крови, а также природная грациозность и невероятная точность движений артистки дарит зрителям томительный букет длящегося сладкого страдания, нигде, впрочем ни на одно мгновение не переходящий границы хорошего вкуса…»

«Hamburger Nachrichten» 12 февраля 1912 года

– Ты сжигаешь свою жизнь как свечу. Правильно пишут писаки: твои танцы – жертвоприношение. Жертва – ты. Почему? Чего тебе не хватает? Что тебя не устраивает?

– Классовое неравенство, пожалуй, – издевательски засмеялась Люша. – С 1905 года оно меня все гнетет и гнетет… Пока не свершится всемирная революция, право, даже и не знаю, на чем сердце успокоится…

Она накладывала грим, сидя перед большим зеркалом и насвистывая «Марсельезу». Мужчина стоял позади и смотрел одновременно на ее гримасничающее лицо в зеркале и на трогательно напряженный затылок с поднятыми кверху и заколотыми гребнем кудрями.

Хотелось погладить, приласкать, поцеловать, отпустить на свободу водопад волос. Прижать к себе, успокоить…

Он знал, что она тоже видит его в зеркале. Если он сейчас сделает еще два шага и дотронется до нее хотя бы пальцем, то она закричит так, что прибегут отельные слуги и будут удивленно-встревоженно пришепетывать…

Сейчас так. Потом, в какой-то момент все переменится и будет совсем иначе. Она сделается послушной игрушкой, почти куклой в его руках. Очень умелой куклой. Эта ее умелость выводила его из себя, заставляла метаться от отчаяния. «Ну хочешь, я притворюсь, что в первый раз?» – спрашивала она, наивно и омерзительно хлопая ресницами. – «Не смей!» – рычал он. – «Вот и правильно, – удовлетворенно кивала она. – Кого обманывать? А хочешь, на руки встану? Забавно выйдет…»

Так тоже будет. Но никогда нельзя ничего предсказать заранее, и это выматывает больше всего…

– Уезжай в Россию, – сказала она, помахивая в воздухе пуховкой. – Напиши роман про свои страдания. Там это любят. Заработаешь славу и деньги, затмишь Арсения Троицкого. Я где-то читала, что он – исписался…

– Перестань. Ты же знаешь, что я не могу тебя оставить.

– Почему? – тот самый, наивный всхлоп ресниц. – Ты думаешь, без тебя меня кто-то обидит? Мой милый, не хочу тебя разочаровывать, но ты себе льстишь – я, в отличие от тебя, вполне приспособлена к жизни в любой помойке… Кстати, я рассказывала тебе, как однажды я зарезала человека?

Иногда ему хотелось убить ее саму, задушить голыми руками. Пугало то, что временами ей явно хотелось того же. И она его откровенно провоцировала. А потом пила вино и заливалась своим странным смехом, похожим за тихое журчание Леты.