Танец с огнем

Первым делом зашли в мясную лавку. Люша, чуть прикусив муфту, наблюдала интересное и редкое в общем-то зрелище – прямо перед ней была осуществившаяся мечта. Когда они с Марысей девчонками познакомились на Хитровке, Марыся уже хотела иметь свой трактир и каждый вечер, засыпая под нарами ночлежного дома Кулакова, мысленно расставляла по полкам посуду и припасы в своем воображаемом трактире, оборудовала кухню и черный и белый залы. Благодаря Люшиному замужеству, мечты хитровской судомойки сбылись. Впрочем, хотя Люша и не торопила подругу, гордая полячка уже выплатила большую часть средств, ссуженных ей на открытие дела.

Марыся вела себя в лавке, как специалист-историк в музее. Откуда пришло это сравнение? Должно быть, в связи с занятиями мужа, больше неоткуда… Люша даже слегка удивилась пришедшей мысли, она как будто отпустила Александра не только из дома, но и из своей души, и не вспоминала о нем уже очень давно. Теперь почему-то вспомнился день свадьбы. Темное лицо Александра и хрустальный бокал в его пальцах. Золотистые блики в бокале…

На полках лежало мясо разных сортов. Марыся неспешно ходила среди туш барашков и поеных молоком телят, отбирала паленых поросят для жаркого, и белых, почти светящихся, из ледяной ванны – для заливного.

Приказчик в долгополой поддевке, заскорузлом фартуке, с целым набором ножей на поясе ходил следом и что-то непрерывно бормотал, расхваливая товар. Марыся по видимости не слушала.

То же было и в яичной и в живорыбной лавке, где помимо прочего, отобрали пудового мороженого осетра.

– Фабрикант Васильчиков особо заказал, – пояснила Марыся Люше. – Гулять будут по случаю приобретения сахаро-рафинадного завода…

В колониальной лавке ситуация изменилась кардинально. По знаку выбежавшего из-за прилавка приказчика к Марысе откуда-то из глубины лавки вышел сам хозяин – в больших очках и в картузе на гладких, с сединой волосах.

– Чувствительно рад видеть несравненную Марысю Станиславовну! – церемонно приветствовал он.

– Люш, это долго, ты садись, – велела подруге Марыся.

Люша послушно села на ларь-диван, выскобленный и навощенный до розоватого матового свечения.

Марыся между тем уселась к самому прилавку, где стояла конторка и лежали счеты и начала с хозяином негромкое деловитое совещание. То и дело один из приказчиков нырял куда-то вглубь лавки и возвращался с лежащим на кончике ножа тонким лепестком сочащегося слезой швейцарского сыра, или с ломтиком салфеточной икры, или с образчиком нежно-розовой семги. Приносили и черных миног, и золотистые миндальные крендели.

Когда все наконец было отобрано, началось щелканье на счетах и записывание в книгу, лежащую на конторке.

– В мелочную пойдем? – спросила Люша.

– А то как же? Разохотилась? – улыбнулась Марыся.

В мелочной лавке стоял густой, ядреный и невероятно вкусный по Люшиному мнению запах. Пахло разом только что выпеченными ситными и черными хлебами, плававшими в рассоле огурцами, груздями, рыжиками, вяленной рыбой…

«За нюх только можно полушку брать,» – усмехнувшись, проворчала Люша.

Купили какую-то пустяковину. Люше показалось, что самой Марысе в мелочной лавке ничего и не надо, и она зашла сюда для подруги и просто так, вспомнить, как было, когда обе жили на Хитровке и считали копейки…

– Далеко все ушло, правда? – спросила вроде бы увлеченная покупками, но на самом деле чутко приглядывающаяся к Люше Марыся.

– Да. К добру или к худу?

– К добру, конечно. Ты, что ли, сомневаешься? Босячкой разве лучше?

– «Рвать розы, не думая о шипах,

Может один босоногий монах…» – задумчиво напела Люша песню из детства Марии Габриэловны.

– Нет! – решительно сказала Марыся. – Я насмотрелась, хватит. Не люблю босяков, и монахов тоже не люблю. Мне чистая публика по нраву. Чтоб поели по чести и расплатились тоже по чести… И кстати вот о писателе Чехове сказать…

– Кстати о Чехове?! – изумилась прихотливости хода Марысиной мысли Люша.

– Ну. Вот ты мне давеча говорила, что я – купец Лопахин. Я прочитала. Вранье все. Никакой я не Лопахин, и чего он все время переживает? Либо переживать, либо дело делать – я так скажу. Я бы вот нипочем не стала этот вишневый сад рубить.

– Пожалела бы красоту?

– Причем тут… Выдумать-то можно только то, чего сам знаешь. Вот стала бы я рассказ про твоих цыган писать… Такого бы наворотила… Какой этот Чехов предприниматель!

– Никакой. Он вообще писатель, а прежде – врачом был.

– Ну вот оно и видно. С дач большая ли прибыль? Пускай другие рубят и сдают. А я бы сад – оставить как есть, дорогу проложить, построить ресторан, увеселения всякие для тех же дачников по соседству. Для женщин с детьми наособицу – качели под деревьями, карусели, крикет, музыка и всякое такое. Им же скучно, развлечься надо, а в город ехать не всегда сподручно. И там же – прохладительные напитки, купание для детей из речки выгородить… Да и где он вообще вишневые сады видел?! Не сажают вишню садами…