В целом, в отличие от предыдущей встречи с родителями Альфа, вчерашняя прошла нормально. В прошлый раз Эва и Свен столкнулись с ними, когда навещали Альфа в больнице после операции. В тот день, завидев их еще издали, Эва быстро отвернулась, и Свен увидел, как она вся сжалась. Они с ней в тот момент стояли возле автомобиля, собираясь сесть в него и уехать, а родители Альфа только что приехали. Свен уже знал, что Эву просто
Свен понимал, что, скорее всего, вчерашнюю встречу организовала его мать, хотя выглядело это так, словно чета Викстрём решила навестить сына и вообще всех их. Эву теперь уже не клинило. После того, как Альфа выписали и привезли сюда, она заметно успокоилась.
Сейчас, когда они сидели на берегу озера и разговаривали о планах на лето – совсем простых планах, в число которых у Альфа входила первым делом реабилитация после травмы и операции, а у Свена возникли идеи, как заработать денег, чтобы купить нормальный мотоцикл взамен проданного два года назад – Эва сидела с ними, слушала и выглядела совершенно умиротворенной. Потом она поднялась на ноги и пошла бродить вдоль воды.
На днях ей позвонили из альма матер, то есть из стокгольмского драматического института, предложили провести мастер-класс по джаз-балету и шоу-дансу. Кроме того, ей дали понять, что если мастер-класс пройдет успешно, то ей могут предложить место преподавателя на отделении хореографии. Эве очень хотелось вернуться к активной профессиональной жизни – к тому, чего она была лишена вот уже почти два года.
Сейчас она ходила у воды, мечтала, боялась спугнуть свою мечту, и мысли её были о танце, о том, как она будет рассказывать и показывать, а студенты будут слушать и узнавать что-то новое для себя. Она думала об этом и старалась не разрыдаться от благодарности, переполнявшей её сердце. Она и так слишком много плакала все эти два месяца и ничего не могла с собой поделать, хоть и видела, как на это реагирует Свен. Она не могла ему ничего сказать и просто надеялась, что когда-нибудь сможет выразить, что у неё на душе. Она любила всех, а его в особенности, и была безмерна благодарна за то, что он не бросил её в беде, терпел её слезы и депрессию, все её срывы, которых было достаточно, сумел простить её и Альфа. Сейчас она любила даже родителей Альфа, вот до чего дошло.
– Сложно представить, что я сам был когда-то таким, – сказал Альф задумчиво, глядя на сына, который только что громко заревел, испугавшись большой красивой бабочки, что села на край циновки. – Или, скажем, ты.
Свен взял Эйнара на руки.
– Ему спать пора, – сказал он.
Ребенок у него на руках всегда успокаивался. Вот и сейчас Эйнар, забыв реветь, смотрел на озеро. Сверху так здорово видно. Потом ему опять попался на глаза Альф, и он захныкал. Альф добродушно засмеялся.
– Ладно, ладно, – сказал он сыну. – Вот подрастешь немного, тогда поймешь, кто есть кто.
Они еще посидели немного, потом собрали вещи и пошли в сторону дома. Эва опередила их на несколько шагов. Она шла по тропинке, задумчивая, тихая, иногда оглядывалась в их сторону. В руках у неё был букет полевых цветов, которые она собрала на берегу. Свен залюбовался на неё.
– Между вами что-то было? – спросил Альф.
– Нет.
– Да ладно, я не обижусь.
– Не было.
– Да ладно! – повторил Альф.
– Не то, что ты подумал, – сказал Свен.
Не рассказывать же ему, какой измотанной Эва была эти полтора месяца? Что из-за постоянного нервного напряжения у неё было очень мало сил? Альф и так мог об этом догадаться, когда она его навещала, хоть она и старалась держаться при нем молодцом.
Не рассказывать же о том, как вечерами Свен заходил к Эве в коттедж, чтобы пожелать спокойной ночи, и несколько раз заставал её заснувшей в кресле перед включенным телевизором? Как он бережно брал её на руки и относил в спальню, а она даже не просыпалась? И как один раз он не удержался и, уложив её на постель, поцеловал в губы, и она ответила ему, но он не стал этим пользоваться – подумал, что она во сне приняла его за Альфа, и ушел. Он очень хорошо знал, как она тоскует по Альфу. Ей всё еще требовалось иногда напоминать, что нужно заботиться о ребенке, до такой степени её могли поглощать депрессия и страх за жизнь мужа. Какие уж тут шашни!