Танец с жизнью. Трактат о простых вещах

Со времен Гоа я ни разу не курила «дурь». Поскольку вполне разделяла мысли Шарля Бодлера в «Поэме гашиша», когда он сравнивал это с «медленным самоубийством, с всегда отточенным и всегда окровавленным смертоносным оружием». Я считала опасным приобретать еще одну новую зависимость — от тех снадобий, которые могут на мгновение приоткрыть временный, по Бодлеру, рай.

Но я затянулась — с тем, чтобы вспомнить некогда познанное ощущение нирваны. Попробовать один раз и завязать… Хорошая вещь. В голове прояснилось, в теле появилась легкость. Вопросы, которые мучили меня, ушли. Правда, через некоторое время пришли другие.

Странное ощущение приятной пустоты и успокоения. Я пыталась прочувствовать этот момент, «когда тебя накрывает», как экспериментатор, оценивая малейшие изменения состояния. Несколько нерезультативных замеров — не действует, еще вдох, не действует. Потом, через секунду, ощущаешь необъяснимую радость бытия.

— Я буду называть твое Митино «Северный Гоа». Ты не против?

На столе опять были какие-то вкуснейшие яства — биточки в сметане, голубцы, оладьи. Всю эту домашнюю снедь приносили клиентки, и ее было явно больше, чем требуется одному человеку, тем более что завтра принесут новую перемену блюд. Несколько сортов элитного чая — тоже подарки. Хороший алкоголь.

Я тоже поймала себя на неожиданной мысли — помыть посуду, например. Чувство для меня непривычное, поскольку мытье посуды в доме мужчины, как правило, трактуется как утверждение женского влияния, а мужчины сопротивляются, понимая под этим жестом нарушение границ. Мой Принц из вежливости пытался остановить меня, но потом санкционировал мою активность. Спустя некоторое время я осознала, что третий раз мою один и тот же комплект посуды.

— Вот зацепило! — радовался он за меня. — Я все смотрю и думаю, когда тебя отпустит? Ты три раза одну и ту же тарелку помыла. Кладешь ее в сушку, а потом достаешь, и по новой…

— Ничего подобного. На меня это не действует.

Но, вероятно, я наговаривала на себя. Мои чувства, особенно зрение и слух обострились, пространство и течение времени кривлялись по очереди, как только я останавливала внимание на одном из этих измерений. Тени приобретали причудливую форму. Достигнув состояния абсолютного кайфа от созерцания этих трансформаций, я ощутила потребность высказаться, и то, что я хотела поведать, казалось мне невероятно значимым. Учащенный пульс говорил о волнении, которое сопровождало это ощущение существенности моего будущего заявления. Однако фраза не складывалась. Выходили отдельные слова, а между ними растянутые во времени и пространстве паузы. Они были настолько реалистичны, что мне захотелось их ловить руками, как мух, чтобы они не искажали смыслов.

— Истина — она трехлика, как и модель мира…Вся картина мира — три взаимосвязанных потока — материальный, информационный и энергетический… Это Сын, Отец и Святой дух… это йогическое АUМ, где «А» — это мысль, основа, «U» — свет, «М» — сокровенная тайна… Хаос и Ничто, рождающее все… Тело — Душа — Дух…Знак Шамбалы… Знамя Мира Рериха как символ Триединства… в Едином круге Вечности… Ты помнишь притчу о камне, превращенном святым в огонь, — это энергия, воду — это информация и глину?.. Ты все время говорил о двойственности мира — белые и черные, а что между ними — человек? Это твоя модель… Тогда объясни, получается, что мир черных — это сокровенная тайна, а белые — это свет? И кто главнее, то есть сильнее?

— Вспомни у Булгакова то место, где к Волану приходит Левий Матвей с просьбой от Иешуа… И здесь два вопроса. О чем он просит? И почему он просит?

— Он просил покоя для Мастера и его возлюбленной…

— Да, он просил, чтобы Дух Зла соединил их навечно… Он, белый, просил у черных!.. А ты спрашиваешь, кто сильнее…

— Так говорили еретики, которых жгли на костре: «Земля неподвластна Богу и здесь правит Сатана…» «Бог света повелевает горними сферами, а Князь тьмы — землей…» Если Бог бессилен выкорчевать зло, то он не всемогущ… и получается, что миром управляет какая-то иная сила?

— Ты сама отвечаешь на свой вопрос…

Он хитро улыбнулся и положил нож лезвием на огонь зажженной конфорки. Утрамбовал сверху «крапаль» (я уже знала, как это называется) и плотно прижал лезвием второго ножа. Как будто приступал к чудовищному обряду жертвоприношения. Втянув через пустую шариковую ручку облачко сладковато-сырого дыма, он возлег на кресло и откинул голову. Я повторила за ним точь-в-точь.

— Вы все думаете, пытаетесь разгадать загадки… Нет транспарентности, как ты говоришь, во всех ваших учениях и толкованиях. У нас все проще. Сильным не нужна мимикрия. Христианство — религия рабов…

Я вдруг поняла, что стою вплотную к разгадке секретов мироздания, от этого мне стало не по себе, было трудно дышать, я торопилась оформить свою мысль в слова, прежде чем ее забуду. У меня возник страх, что, пока я с трудом выдавливаю из себя первую часть предложения, могу потерять его общий смысл и не закончу фразу…

— У тебя же есть… магический маятник!.. Мы можем узнать что угодно…