Танец с жизнью. Трактат о простых вещах

Женщина как-то суетливо благодарила меня, как будто это были большие деньги, которых могло хватить на операцию, если она действительно была необходима ее ребенку.

— Скажи имя, чтобы я молилась за тебя, — сдерживая слезы, произнесла она.

— Молись за сына моего Никиту…

Утром в шесть я уже была на утренней службе в Троицком соборе. Когда закончилась литургия, батюшка распахнул ворота алтаря, и я, ослепнув от хлынувшего сквозь мозаичные окна солнца, поняла, почему алтарь ставят на восточной стороне храма. Чтобы верующие испытали тот самый восторг — будто свет нисходит к тебе и изгоняет тьму.

На исповеди я опять путалась в показаниях:

— Не знаю, как сказать, батюшка. Боль в моем сердце, боль за сына. Я грешна, я была плохой матерью. Он связался с ребятами-южанами. И под их влиянием принял ислам. И я не могу ни свечу за него поставить, ни молиться за него не могу.

— Он убежден или заблуждается?

— И то и другое, он ребенок, он слеп, он не ведает, что творит.

— Приводи его сюда, он покается, и его простят.

Повисла пауза, и я поняла, что он ждет других признаний. С моего лица, тронутого болью и тревогой, он считал свою собственную информацию.

— Я полюбила человека. Он оказался черным…

— Как это черным?

— Черным магом…

Смиренность в его взоре уступила место суеверному ужасу. Вот уж ожидал чего угодно, только не этого. Мне стало страшно, что он прогонит меня, я вспомнила, как Афине, «ведьме с Портобелло», отказали в причастии, потому что от нее ушел муж и церковь посчитала ее недостойной. Я шептала оправдания, говорила, что раскаиваюсь, у меня мутилось в голове от долгого стояния на коленях, я думала о том, когда закончится эта пытка, ведь любовь не может быть преступлением перед Богом.

— Ты хочешь привлекать внимание. Одеваешься ярко. Ты притягиваешь темных людей. Изменись, откажись от всего, из чего, как тебе кажется, состоит твоя жизнь. Приди к Богу. Искренне, истово. У тебя печать диавола на лбу! Тебе надо прийти в церковь, другого спасения нет…

И мне опять показались знакомыми эти слова… Он наложил на меня епитимью, сказал молиться сорок дней и перекрестил тремя перстами…

Обряд отца Германа

Возле Предтеченского храма стояли люди. Плотная и решительная толпа дожидалась отца Германа. Значит, он выздоровел, значит, сегодня все и произойдет. Маленькая записка на дверях церкви оповещала о службе, назначенной на три часа дня. Сейчас около двенадцати.

Я встала в «хвост» собравшихся, понимая, что стоять придется долго и вряд ли здесь можно занять очередь и отойти по делам. Накрапывал дождь. Девушка рядом со мной раскрыла зонт и предложила мне укрыться вместе с ней. Я поблагодарила. Мельком оглядела ее по-женски — тоненькая, хорошо одетая, шпильки, чулки-сеточка, лаковая сумка, хороший телефон. Аккуратные и привлекательные черты немного усталого лица.

Часа через два толпа начала сжиматься, и мы уже стояли тесно прижавшись друг к другу, практически не дыша. Я спросила:

— Ты первый раз здесь? — Да.

— И я первый.

— А ты откуда узнала про отца Германа?

— Люди добрые посоветовали.

Наши глаза встретились, я увидела в ней своего «энергетического двойника» — видимо, внутри нее сидел тот же демон, что и у меня. И так же, как я, она надеялась на избавление. Неизвестная светлая женщина направила ее сюда. Она тоже поняла это. Так в миру встречаются бывшие заключенные, узнавая друг друга по только им понятным знакам.

Какая-то бодрая бабушка, похожая на моих активисток на митингах, схватила меня за рукав:

— А ты больна?

— Да вроде нет.

— А зачем тогда пришла?

— Бабуль, я не больная, я недообследованная… — пробовала я успокоить активистку антидемонического движения.

В три часа открылась щеколда на двери, но нас не впускали. Мужчина в светском костюме, по повадкам это и был Александр, привычно раздвигал толпу, чтобы в церковь внесли инвалидную коляску. За ним следовали несколько парадно одетых мужчин, которых он также вел за собой.

Толпа заволновалась, чувствуя чужие привилегии и деление мира на «своих» и «чужих». «Даже в церкви есть свой блат», — подумала я и вдруг увидела, как плотный поток ринулся за ними в узкий проход. На лестнице кто-то упал, испуганно плакал ребенок, женщина потеряла сумку и истошно орала, бросаясь под ноги людского стада. Кто-то кому-то залепил в лоб коленом. Я начала терять равновесие, так налегали сзади. Я схватила девушку, с которой мы уже почти сроднились, за руку и скомандовала всем образовать живую цепь и стараться сдерживать напор, иначе тех, кто поднимается по лестнице, просто раздавят.