Танец семи покрывал

Менялись музыкальные размеры, менялись движения, неизменным оставался их порядок. Теперь Зара наконец-то отдала ему должное. В прежние времена последовательность одних и тех же движений вызывала в ней скуку, а теперь она с радостью держалась рукой за станок, который в это тяжелое для нее время казался единственной реальной опорой.

Она устала думать о том, в чем была виновата, а в чем — нет. Ее измучила депрессия Чона, которой конца не было видно. Раздражало его безделье, его молчаливое равнодушие ко всему. Она помнила о том, что приближается день свадьбы, назначенной на середину сентября, но теперь не понимала, зачем нужна ей эта свадьба, не понимала, любит она по-прежнему Чона или не любит. Иногда ей даже приходило в голову, что гораздо с большим воодушевлением она теперь готовилась бы к свадьбе со Стефаном, который сумел показать ей свою силу.

Стефан был с нею неизменно вежлив, дружелюбен, и Зара не чувствовала в его поведении притворства. Первое время она все еще ожидала от него взрыва страстей, слез, просьб вернуться к нему. Но ничего этого не последовало. Стеф вел себя так, как будто между ними никогда никаких отношений не было и в помине. Сначала это устраивало Зару, потом почему-то стало раздражать, а в последнее время и сильно заводило ее.

Зара пыталась спровоцировать Стефана на какую-то выходку, которая выявила бы его настроения, каковы они были на самом деле. Стеф не то чтобы уклонялся от знаков внимания, которые она оказывала ему, но относился к ним равнодушно. Он был ровен, спокоен, даже любезен с нею. Это пугало Зару. Что он задумал? Зара не заметила, как усвоила с ним тот прежний кокетливый тон, к которому прибегала, когда хотела понравиться ему. Стефан не замечал ни ее тона, ни попыток как можно чаще попадаться ему на глаза. Он, казалось, довольно охотно общался с Чоном. Павел учил его владеть пилой, рубанком, молотком. Они часами пропадали в мастерской, которая давно бы поросла травой, если бы в один прекрасный день Чон не вернулся к своим юношеским столярным занятиям. Зара должна была радоваться тому, что Павел хоть какое-то время суток посвящал реальному делу, но ее и это раздражало. И пугало то, что Стеф совсем забросил свою писанину.

Ей казалось, что в свое время она хорошо изучила Стефана. Прежде его реакцию на то или иное событие она могла просчитать с большой точностью. Но теперь выяснилось, что она долгое время пробыла с человеком, которого так и не узнала. Предсказуемых людей Зара не уважала, и Чон ей прежде нравился именно своей непредсказуемостью. Но теперь поведение Павла не выходило за рамки, Зара ничего не ждала от него, точно имела дело с конченым человеком, нуждавшимся не в женщине, а в сиделке.

Последняя сцена, которая произошла между ними вчера, совсем опустошила Зару. Чон неделю назад перенес из прежней Стасиной мастерской свою последнюю картину и какое-то время просиживал перед нею, трогая пальцем застывшие мазки. Вчера он тоже уселся перед картиной. Из магнитофона лилась та же стеклянная музыка. Вдруг в какую-то минуту она пресеклась, как будто заело пластинку. И вдруг в комнате зазвучал прекрасный женский голос. Удивленная Зара приподняла голову от своего шитья — она штопала свои старые балетные туфельки — и увидела, что Чон, привстав с места, как будто окоченел. «Тихо, так тихо по глади заката…» — пел женский голос.

— Откуда это взялось? — спросила Зара, удивляясь, как могло вклиниться в надоевшую ей музыку это пение.

Чон, точно разбуженный ее голосом, обернулся к Заре. На лице его был написан ужас.

— Это т-ты записала баркаролу?

— Нет, — ответила Зара.

— Скажи правду: ты?

— Да нет же!

— Может, Стеф? Но когда он успел это сделать?

— Да что такое! — воскликнула Зара. — Подумаешь, пение…

— Тш-ш… — Чон приложил палец к губам. — Эту баркаролу она любила…

Полночи Чон не ложился, ожидая появления Стефана. Стефан, услышав его вопрос, не он ли записал баркаролу посредине Восьмой симфонии, только заметил:

— Ну, брат, у тебя уже глюки…

— Да нет же, вот и Зара слышала… Это Стасина любимая вещь…

— Я не знал об этом, — сказал Стефан, — она мне никогда не говорила, что любит Шуберта.

Павел весь затрясся:

— Но кто-то должен был это сделать?

— Наверное, ты сам записал и забыл…

— Я же не сумасшедший! — закричал Чон.

— Кто тебе это сказал? — сузив глаза, прошипела Зара.

Павел как будто не услышал ее слов.

— Не могла же она встать из гроба!

— Ладно, я иду к себе, — сказал Стеф. — Ты что-то плохо выглядишь, брат…

…Экзерсис закончился. Девушки поливали пол из пульверизаторов. Зара сидела на скамье, потирая ноги. Лобов подошел к ней, присел рядышком.

— На сегодня все свободны, кроме Заремы.

Слава богу, начнется настоящая работа, подумала Зара.

Глава 42 Рассказ Марианны

Марианна открыла Стефану дверь и посторонилась, пропуская его. Стефан молча вошел в комнату, согнал кошек с кресла и сел, вытянув ноги. Кошки тотчас запрыгнули обратно: одна пристроилась на коленях Стефана, две другие на спинке кресла, положив мордочки Стефу на плечи, одна забралась на подлокотник и вытянулась на руке Стефана.