Танец со стеклом (СИ)

— Всё хорошо, — всё же пара слезинок скатываются с моих глаз, и приземляются на его голую кожу, на что мужчина моментально реагирует, заглядывая в моё лицо.

— Нет, малышка, не плачь, — начинает целовать глаза, нос, щёки, губы. — Я не буду следить. Я верю тебе. Просто я — идиот.

— Да всё нормально, — отмахиваюсь я. — Ты прав, мне нечего скрывать. Следи на здоровье.

— Прости, прости, прости, прости, — он всё также целует меня, а мне остаётся ловить ласки мужчины.

— Простила, простила, простила, — смеюсь я, находя его губы.

Марк понимает без слов, утаскивая меня в комнату, где неистово любит.

Я видела, что он борется с самим собой. Да, я вполне могла бы оскорбиться и даже прогнать его, но мне не хотелось. Ломать себя было неприятно, но я решила думать, что это небольшая уступка, а со временем мы просто проработаем этот момент.

— Кем были твои родители? — спрашивает Марк, пока я удобно лежу на его груди.

— Нет, пожалуйста, давай не об этом, — я не всегда была готова делиться этой темой. Их любовь и память о них я очень трепетно и бережно хранила внутри. — Расскажи о своих.

— Мама — учитель. Отец — строитель. Думаю, что всё же это было в крови.

— А где они живут?

— Я купил им дом в Подмосковье. Мама всю жизнь мечтала об огороде, о шикарном доме. Я тебя с ними как-нибудь познакомлю, — обещает Марк. — Ты им точно понравишься.

Губы трогает лёгкая улыбка. Кажется, болезненные струны души всё же задеты. Мне не у кого было спросить совета, я не могла попить чай с мамой на кухне, опереться на папино плечо и выслушать бабушкину мудрость.

— Надо собираться, Марк, — желание вести светские беседы напрочь отпало.

— Ты обижаешься? — заглядывает в лицо, садясь на кровати.

— Нет, просто настроения нет.

Одеваюсь я просто, и макияж тоже делаю не вычурный. Марк следит за мной взглядом, но не трогает. Вечер проходит спокойно, но я хочу домой, как можно быстрее. Было бы здорово остаться одной, но Словецкий итак днём улетает, поэтому гнать его сейчас было бы некрасиво. Мы с Марком проводим ночь у него, а с утра я провожаю его.

— Пообещай, что будешь скучать, — улыбаюсь, стоя на цыпочках и целуя коротко в губы.

— Я уже, малышка. Раньше любил командировки — смена обстановки и окружения. Сейчас же терпеть их не могу.

— Время пролетит быстро, ты же знаешь.

— Знаю, — крепко целует, а потом я провожаю его взглядом.

9

Неделя летит с бешеной скоростью. Учёба сменяется работой, детским домом, а затем снова учёбой и тренировками. Домой заезжаю только поспать. На самом деле, я даже благодарна Марку, что он оставил водителя, потому что между пунктами я хотя бы отдыхаю, развалившись на заднем сидении.

— Чем занимаешься? — спрашивает Словецкий, когда мы созваниваемся.

— Марк, ты же знаешь.

— Нет, я же сказал, что не буду отчёт требовать.

— Вот появилось время свободное, еду к Людмиле Павловне, — не особо верю, что Марк не в курсе. — Чай попьем, посекретничаем. Посмотрю, вдруг ей помощь нужна.

— Ты моя добрая душа, всем бы помогла. Отдыхать не пробовала сама? Дан, я, правда, беспокоюсь.

— Родной, мне двадцать лет. Это нормальный ритм.

— Сейчас — да. Лишь бы со временем не выгорела.

— О нет, рядом со мной такой пожар, — отшучиваюсь. — Не даст потухнуть.

— Ладно, — смеётся Словецкий. — Не заводи. Мне ещё работать, а одного сладкого голоска уже достаточно.

— Обнимаю и целую.

— И я тебя.

Водитель останавливается у нужного дома, и я забираю пакет со всякими вкусностями и дорогим чаем, который, я знала, любила Людмила Павловна.

— Здравствуйте, — улыбаюсь преподавательнице.

— Даночка, здравствуй, рада тебя видеть в неформальной обстановке, проходи.

Вхожу в большую трёхкомнатную квартиру, и у меня возникает ощущение, что время отмотало лет на тридцать назад.

— Ты не обращай внимания на квартиру. Она не видела ремонта с момента покупки, — оправдывается Людмила Павловна. — А марафет наводить мне некогда.

— А я вам в этом помогу! Ставьте чайник, я купила ваш любимый чай, десертов набрала.

— Ну что ты, деточка, брось. Тараканы не бегают, уже спасибо.

Да, конечно, ей было не до уборок. Почти всё время она проводила в университете, да частных школах. Не из-за денег, нет. Ей просто хотелось передать всё своё мастерство, передать и научить.

— Отказы не принимаются! — радостно сообщаю я.

Кухня, спальня, ванна с туалетом — всё старой проектировки, со старым дизайном.

— Ну, рассказывай, что тебя мучает, — по-доброму говорит преподавательница. — Я всё вижу. Дела амурные не отпускают?

— Неа, — отрицательно качаю головой.

— Ну что не так то? Ты его не любишь? Он тебя?

— Я, кажется, люблю его. И он, вроде, тоже меня. Но мы такие разные, — почти шёпотом говорю, словно где-то здесь под столом спрятался Словецкий и вот-вот выпрыгнет.

— Это нормально. Противоположности притягиваются, — пожимает плечами женщина. — Вот представь. Вот была бы ты со своим Леоном, вышло бы что-то путное? Вряд ли, вы оба творческие, стихийные, воздушные. Раз ты говоришь, разные, мужчина, выходит, серьёзный?

— Очень, — отпиваю чай, вспоминая важный вид Словецкого. — Мы во всём разные. И возрастом, и социальным статусом.