Вика помогает мне с рекламой. Воронова официально развелась с Борисом и лишила его родительских прав, в чём я её очень сильно поддерживала. Она переживала, что Тёмка потом может не простить ей этого, но мелкий даже не спрашивал про него. Зато в Ерёмине души не чаял. Словецкий взял её к себе на работу, а Артёма она устроила в детский сад, откуда часто его забирал Артём-старший. В её голове теперь появился новый заскок, что Ёремину не нужен будет мелкий.
— Господи, Воронова, да что ты за тупица такая? Он тебя любит. Только слепой не увидит, глухой не услышит. И Артёмку тоже. Он уже сейчас за него порвать готов, если его кто-то в саду обидел. За тебя тоже. Че тебе надо?
— Ничего, — обиженно выдаёт Вика. — Просто один раз обжигаешься, а потом всего боишься.
Да, прямо как Марк. За что нам это с Артёмом?
— Я всё понимаю, Вик. Конечно, нужно и о будущем думать, но ты никогда не узнаешь к чему приведёт какое решение, поэтому не изводи себя. Артём тебя точно не обидит, это я знаю на сто процентов.
— Спасибо, что ты есть, — ноет эта дурында. — Мой источник светлых мыслей.
— Иди сюда, — обнимаю её.
Леон планировал свой тур по странам Европы.
— Забрала у меня солистку! — ныл Алаев.
— Она ж тебе не нравилась!
— И что? Ты мне тоже никогда не нравилась, но нас связывает успех.
— Мерзкий ты, — кривлю нос.
И всё идёт хорошо, и даже лучше, чем я могла себе представить. Пока в один из вечеров я не приезжаю к Марку в квартиру и не застаю его, сидящим в темноте. Балкон открыт на всю, но он курит в квартире и пьёт виски.
— Марк, ты чего творишь? Заболеть опять захотел? — закрываю балкон. — Что случилось?
Он выглядел очень странным. Словно во всём мире разочаровался.
— Словецкий, ты меня пугаешь. Что случилось? — забираю чёртову сигарету и затушиваю о пепельницу. — Что?
Он переводит на меня отстраненный взгляд, а потом ухмыляется, опрокинув виски.
— Я тебя пугаю? А трахаться направо и налево тебя не пугало?
— Что? — чувствую, как мой взгляд тяжелеет, а голос становится жёстче.
— Что? Думала, я не узнаю? — швыряет на стол передо мной фотографии, где я с Леоном целуюсь, а на другой мы якобы спим с ним, потом идут снимки с каким-то незнакомыми мне парнями, где-то мои одногруппники.
— Ты серьёзно в это веришь? — нет, правда? Может он просто прикалывается надо мной? — Марк!
— Ты знаешь, я проверил. Именно в эти дни ты была без охраны, без водителя, без меня. Ездила по своим делам, репетициям, — с видом человека, познавшего истину, говорит Марк.
— Марк, давай ты проспишься, и мы поговорим, — прошу, забирая бокал.
— Да, у тебя как раз будет время придумать очередное враньё, — с презрением отходит, словно я больна чем-то заразным. — А Марк-дурак ведь поверит! Войдёт в положение! Ты ведь мне никогда и ничего не рассказывала! Ни про прошлые отношения, ни про родителей! Я всё узнавал от чужих людей! Вы, наверное, с Леоном и легенду про родителей придумали, чтобы я поверил!
Залепляю пощёчину, этому орущему придурку, чувствуя проступающие слёзы на глазах.
— Ты осознаёшь, что говоришь сейчас? — жёстко спрашиваю я.
— А ты осознаёшь кто перед тобой? — в его глазах такая ярость, что мне становится страшно.
— Сейчас уже нет. Откуда это у тебя?
— Неважно.
— Откуда?
— НЕВАЖНО! — орёт, швыряя стакан.
— Ты придурок? Что творишь?
— Я не хочу слышать твои объяснения! — чуть сбавляет обороты. — У тебя есть завтрашний день, чтобы собрать свои шмотки, и навсегда исчезнуть из моей жизни. Школа, машина — забирай всё. Только не попадайся больше мне на глаза!
— Марк, — мои глаза испуганно расширяются, и мне кажется, что они сейчас вылетят. — Давай ты успокоишься, и мы завтра поговорим…
— Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ НИ СЛЫШАТЬ, НИ ВИДЕТЬ! — орёт он так, что я отхожу на пару шагов назад.
— А я хочу! Марк, я тебе никогда не изменяла, я тебе клянусь! — кричу в ответ, пытаясь достучаться. — Ты слышишь меня? Это враньё, ты что, серьёзно поверил?
Я делаю несколько шагов к нему, осыпая лицо короткими поцелуями.
— Я никогда не изменяла тебя! Это подделка!
Я обхватываю его, надеясь, что сейчас до него дойдёт, что это всё бред. Я чувствовала себя героиней какой-то паршивой мелодрамы с корявым сценарием. Надеюсь, что ещё секунда, две, три, и до него дойдёт, но нет.
— Я сказал тебе, я не хочу тебя видеть. Я не хочу иметь ничего общего! — отцепляет, направляясь к выходу.
Я не оставляю попыток и иду следом, снова цепляя его за руки, пытаясь обнять.
— Марк, да не я это. Кто-то пытается нас развести!
У меня начинается самая настоящая истерика, я кричу, цепляюсь за него, пытаясь донести, что это не я, но все тщетно. Когда Марк отталкивает меня, занося руку для удара, я даже не сдвигаюсь с места. Правда, слёзы перестают бежать из глаз.
— Ну, давай, бей, — безжизненно говорю, а перед глазами проносится наш недавний разговор. — Чего стоишь?
— Тебя для меня больше не существуешь.
И уходит.