— Вы спрашивали меня про необычные вещи. Так вот, дощечка, которая оказалась у меня в руках, — это какая-то таблица. Язык не шведский, во всяком случае, буквы не латинские. Я тогда отнес ее Симону, он узнал несколько рун, но до смысла написанного так и не докопался. В общем, вряд ли это могло иметь какое-либо отношение к “Васе”. — Он внимательно посмотрел на свою собеседницу. — Мне бы хотелось надеяться, что это еще более древняя вещь. Но Симон до сих пор считал, что это апокриф: какой-то шутник нашел вымоченную в море ясеневую дощечку, заглянул в учебник древней скандинавской письменности и состряпал свое “послание”. Правда, сегодня Симон вызвал меня в музей для того, чтобы потребовать эту таблицу для анализа… Он в очередной раз обследовал трюм “Васы” и теперь считает, что в доски должны были быть вмонтированы какие-то квадратные штуковины. А я уже успел запихнуть ее неизвестно куда…
“Наверно, я опять что-то пропустила. Но нет, просто он до сих пор переживает смерть друга, нельзя требовать, чтобы он легко рассказывал об этом”, — подумала Малин. Она не решилась больше расспрашивать Йена, и он замолчал. Некоторое время он глядел в свою чашку, а потом поднял глаза на Малин. Она вновь смутилась. Он так смотрел на нее… Малин только однажды довелось ощутить на себе такой мужской взгляд. Тогда пожилой финн, который приехал к ним в студию на неделю, чтобы провести мастер-класс по бальным танцам, вдруг стал уделять Малин особое внимание. Впрочем, он был склонен уделять особое внимание всем молоденьким танцовщицам. Каждый раз, когда она встречалась с ним глазами, Малин читала в них особое лукаво-провокационное выражение. В этом лукавстве угадывалось то отношение к женщинам, которого не встретишь у современных молодых мужчин — оно осталось где-то на рубеже шестидесятых и семидесятых, в комедийно-шпионских сериалах с Шоном Коннери… Леннарт, так звали финна, был, пожалуй, староват для таких взглядов — несмотря на свою балетную осанку он выглядел почти стариком, и поэтому Малин никак не могла избавиться от дурацкого чувства неловкости.
Йену, наверное, было не меньше пятидесяти, но никто бы не решился назвать его пожилым человеком. Спокойная уверенность, с которой он держался, легкость, которая чувствовалась в каждом жесте, были атрибутами несомненной уверенной силы этого человека. Выражение его глаз не было невинной шалостью доживавшего свой век ловеласа — вряд ли Йен способен впасть в судорожную зависимость от дамского внимания. Может быть, интерес, который читался в его взгляде, был всего лишь привычкой, но Малин не сомневалась, что и все остальные повадки в отношении противоположного пола этот человек сохранил неизменными с молодости, разве что теперь придавал им меньше значения.
Малин не решалась включиться в явно предложенную ей игру — для этого нужно быть уверенной в собственных силах. Но и отказываться от брошенного ей вызова она не хотела. Ей казалось, что если она напустит на себя сердитый вид, то будет выглядеть глупо, а если проигнорирует его подчеркнуто мужское отношение к ней, то тем самым признает собственную беспомощность. Она отвернулась, чтобы Йен не заметил ее замешательства, и сделала вид, что рассматривает что-то на противоположном берегу залива.
— Пригласите меня на премьеру? — вдруг спросил он.
— Конечно. Правда, это будет еще не скоро, — Малин пожалела, что ляпнула про постановку. Впрочем, едва ли она встретится с этим человеком еще раз.
— Я вам оставлю свой телефон и адрес — на всякий случай, если вдруг вы вздумаете прислать мне приглашение в письменном виде, — едва заметно улыбнувшись, он протянул ей визитную карточку. — Я провожу вас?
— Нет, спасибо, мне еще надо встретиться кое с кем тут, неподалеку, — Малин махнула рукой в неопределенном направлении.
— Ну что ж, было приятно познакомиться.
И это все? Ни приглашений, ни вопросов. Но неужели она похожа на девушку, которая звонит первой? Или ее холодность способна отпугнуть даже опытного искусителя? Малин в растерянности смотрела в спину удалявшейся почти двухметровой фигуре. Она живет между репетициями и спектаклями, в маленьком театральном пространстве и, похоже, совершенно не приспособлена ко всему, что находится за его пределами. Стоит ей встретиться с человеком, живущим по другим правилам, как она уже не может понять, чего от нее хотят, о чем с ней разговаривают. Сегодняшнее знакомство — подтверждение этому.
— Ну, заходи, заходи! — дверь маленького домика приветливо распахнулась, и Малин попала в объятия сухой старушки. — Погода-то какая, а?! А я, как назло, уговорила Илве погулять по берегу моря, ее ведь из дому не вытащишь! И такая погода! Ай-ай-ай! Как ты промокла! Ну, проходи же в дом, — и она с необыкновенной живостью, не переставая тараторить и причитать, подхватила девушку и увлекла за собой.