Вдоль железнодорожных рельсов. Пёс точно знал дорогу и не только по их толстым венам, а по густому запаху железа и угля. Самоед иногда останавливался, дожидаясь, пока человек догонит его. Он шёл так медленно, в отличие от пса. И походка его была неровной, он сильно хромал, опираясь на палку. Но у пса ещё было время. Он ждал, подгоняя своего нового хозяина взволнованным лаем. Ждал и вёл. Туда, в город, прочь от ослепляющей душу Белизны. Это было последним, что пёс хотел осуществить. Самый важный его поступок в жизни. Цель, в которую он обратил своё существование. Пёс волновался, как никогда в жизни. Если человек останавливался дольше, чем на минуту, пёс изводился, подбегал к нему, обнюхивал, раздражённо рычал и обеспокоенно взвизгивал. Тогда человек усмехался, говорил что-то и шёл дальше за псом.
Город был уже совсем рядом, когда человек замедлил свой и без того неспешный ход. Посреди чёрных рельсов стоял огромный железный монстр. Пёс обнюхал чудовище, на его глазах такое однажды убило старого водолаза, оставив от него лишь половину туловища. Он фыркнул и зарычал на монстра, но тот не пошевелился, никак не отреагировал на пса. Тогда самоед помочился прямо на железные чёрные лапы зверя.
Внимание человека что-то привлекло. Он оглядывался, осматривая снег. Пёс подошёл ближе и тоже заинтересовался произошедшим возле монстра. Воздух наводняли тысячи запахов. По их разноцветным потокам пёс мог прочитать целую историю. Вот глубокие рытвины, оставленные тяжёлыми ботинками. Такие носили «злыдни», как звал их пёс. Таких было много в городе и за его пределами, они никогда не кормили пса, а тяжесть их ботинок он не раз ощущал на своей шкуре. Пёс злобно хрюкнул, вспоминая старые обиды и, оскалившись, куснул снег в том месте, где ступали ноги «злыдней».
Были и другие вереницы следов. Лапы собак. Этих «злыдни» водили с собой. Чёрно-рыжие овчарки. Они были научены служить «злыдням», беспрекословно исполняли их требования. Пёс предпочитал избегать таких, обходить стороной, но в лентах дорожек, оставленных овчарками, он почуял сладкий запах текучей суки, а потому не мог просто так пройти мимо. Пёс пометил место, где та испражнилась, и старательно взрыл снег вокруг, чтобы никто больше не посмел взять над ней верх.
Человека, однако, заинтересовали совершенно другие следы. Расправившись со своими делами, пёс вернулся к нему и задрал морду, вопрошая человека, что его так озадачило. К удивлению пса, человек протянул ему какой-то предмет. Это была небольшая шерстяная варежка, насквозь пропахшая запахом людского ребёнка. Самоед вспомнил, как загрыз такого, ему стало стыдно и он, взвизгнув, прижал уши к голове.
Однако человек не собирался ругать его или бить. Из уст мужчины вырывалось единственное слово, которое пёс понял и вспомнил, что оно означало. В этом слове было столько азарта, столько интереса:
— Ищи! Ищи!
Да! Пёс точно знал, что это такое. Обрадованный, он замахал закрученным к спине хвостом, запрыгал от нетерпения, и пошёл по золотистому запаху, тянувшемуся от варежки.
Да! Она бежала здесь. Не одна. С ней были ещё. Они шли быстро, не то, что человек. Торопились. Спешили, продираясь сквозь снег. О! Что это? Пёс заинтересовался, и тотчас расстроился.
Текучая сука. Лежала неподвижно в рыхлом красном снегу. Пасть навсегда замерла в страшном оскале, в голове дырка. Самоед громко заскулил, развернувшись к человеку.
— Ищи! Ищи! — требовал человек, опять показывая ему шерстяную варежку.
Вечно эти люди поступают так нелогично! Пёс прекрасно видел линию запаха, но как же овчарка? Её запах был куда гуще и притягательнее этой золотой нитки. Вокруг неё вились красные и чёрные кудри. Красные — крови и уже остывшего биения жизни. Чёрные — запахи людей, запах огня, взрывающейся пыли. Едва уловимый серый запах железки, застрявшей в черепе. А ещё ярко-жёлтый — запах её ярости. Она тоже целила в горло. Ещё бы чуть-чуть и достала. Пёс заворчал. Ему не хотелось отходить от овчарки, но человек требовал от него:
— Ищи!
На месте, где лежала овчарка, были ещё следы. Она завалила в снег кого-то. Пыталась удержать, может, убить. Получилось ли у неё? Крови так много… Пёс обнюхал взрытый след. Опять подцепил носом золотую нитку. Нет, овчарка метила не в неё. Она побежала дальше. Пёс пошёл вперёд. Его чёрный нос сходил с ума от того, как сильно он старался.