– Действительно, доктор, – сказал я, – каков наихудший вариант развития событий, если я забросаю бедняжку вопросами? Она ведь слышала выстрелы.
– Может, в ней опять кровожадность проснется? – поинтересовался Шеф из-за стола – на лице его гуляла едва заметная усмешка.
Макгрей метнулся в его сторону, и на этот раз Кэролайн пришлось встать со своего места. Они с Клоустоном схватили Девятипалого за руки и оттянули в сторону.
– Я имел в виду потрясение, которое может вызвать у нее допрос, – сказал я, а затем вспомнил, что вести его предстояло мне одному. Доктор Клоустон, видимо, уловил мою тревогу.
– Приступов ярости у нее не было уже несколько лет, – уверил он меня. Стоило ему это произнести, как в столовую вошла сестра Дженнингс, и вид у нее был осуждающий. Интересно, не подслушивала ли она за дверью все это время.
– В последний раз ее расстроил визит брата, – сказала она, – когда тот заявился, несмотря на запрет доктора.
–
Я уронил лицо в ладони.
– О господи боже…
– Мы будем рядом, – добавил Клоустон, – прямо за дверью, если вам вдруг понадобится…
Его последнее слово прозвучало совсем мрачно. Все это мне очень не нравилось.
В комнату мисс Макгрей вел просторный светлый коридор, из окон которого открывался вид на заснеженные равнины на юге. И все же каждый шаг был пыткой: Клоустон шел справа от меня, сестра Дженнингс слева – как два тюремных надзирателя, сопровождающих меня на виселицу. Мы попросили Макгрея подождать внизу, опасаясь, что нервы у него не выдержат и он ворвется в комнату сестры при первом же звуке, который ему не понравится.
Будто желая разрядить обстановку, Клоустон приподнял мою руку и осмотрел шину.
– Мисс Янг молодец, – сказал он. – Вы быстро поправитесь.
–
– Исходя из предположения, что сломана только лучевая кость, а запястье цело, – через пять-шесть недель.
– Ох, черт!
Толку от меня будет не много. Стрелять я не смогу, писа́ть тоже… Не смогу даже ездить верхом, не испытывая затруднений. Впрочем, вскоре я буду этому только рад.
Мы дошли до палаты Фиалки. Клоустон потянулся к дверной ручке, но сестра Дженнингс его опередила. Она едва не выронила поднос с завтраком, который кое-как удерживала второй рукой.
– Я войду первой, – сказала она. – Проверю, одета ли она.
– Убедитесь, что она выпила лекарство, – сказал Клоустон, бросив взгляд на янтарный пузырек рядом с чайником.
Сестра Дженнингс машинально произнесла «угу», открыла дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, и сразу же захлопнула ее за собой.
Мы с Клоустоном остались снаружи и уперлись взглядами в пол в тягостном молчании. Я осмотрелся – коридор был пуст. Вот он, мой шанс задать вопрос.
– Раз уж Макгрея тут нет, – сказал я тихо, – можете сказать мне, чего на самом деле ожидаете от этой беседы.
Секунду подумав, он ответил едва различимым шепотом:
– Хорошо зная ее историю болезни… я бы предположил, что она никак не отреагирует на ваше присутствие и останется все так же безмолвна.
– Ясно, – сказал я. – А в противном случае?
Добрый доктор поднял лицо, глаза его сверкнули.
– Если она отзовется… – сказал он, тщательно подбирая слова, – я понятия не имею, чего ожидать.
Тон у него был такой, что у меня по спине пробежал холодок. В памяти у меня тут же всплыли страшные детали, перечисленные премьер-министром: мать убита кочергой, отец зарезан кухонным секачом.
Времени на разговоры больше не было, ибо сестра Дженнингс открыла дверь и уставилась на меня своими колючими глазками.
– Я сейчас впущу вас внутрь, – сказала она, воздев указательный палец. – Но не вздумайте огорчить девчушку, иначе я…
– О, прочь с дороги! – не выдержал я и обошел ее. Она хотела возмутиться, в глазах ее полыхнула злость, но я тотчас захлопнул дверь и задвинул щеколду.
И немедленно пожалел о своей спешке.
14
Оставшись в одиночестве посреди большой комнаты, я внезапно растерял все мысли.
Не знаю, разыгралось ли у меня воображение или сквозь какую-то невидимую щель в стене подул сквозняк, но что-то здесь тихо шуршало. Этот звук напомнил мне тот шелест, какой слышишь, приставив ухо к раковине, только глуше – как нескончаемый вздох. И, несмотря на то что в небольшом камине потрескивал огонь, мне стало очень зябко.
И впереди, в двух шагах от меня, сидела мисс Эми Макгрей, Фиалка, источник всех бед Макгрея.
Выглядела она почти так же, как в тот день, когда я впервые ее увидел – сидящую возле окна за маленьким столиком, в тонком белом платье.
Я сглотнул, вдруг осознав, что не дышу уже несколько секунд и каждая мышца в моем теле невероятно напряжена. Я попытался сделать шаг, но мои ноги отказались слушаться. Никогда, даже в моменты величайшей опасности, не случалось со мною подобного паралича. Видимо, такое чувство испытывает укротитель львов, когда впервые оказывается лицом к лицу со своим зверьем и ни сетка, ни прутья клетки не отделяют его от животных.