На другой день он прочел эту бедуинскую легенду о юноше Кейсе, прозванном Меджнуном за его неистовую любовь к Лейле, вздыхал и охал над описанием их страданий, потому что их могущественные роды враждовали и не желали их брака, с замиранием сердца следил, как Меджнун тайком прокрадывался ночью к ее дому, чтобы поцеловать запертую дверь, а потом долго рыдал, читая, как Меджнун страдал от разлуки, как сходил с ума от тоски, как страдала Лейла, и как она умерла от горя и разлуки, и как Меджнун пришел на ее могилу, обнял земляной холмик и в рыданиях умер там, а его тело охраняли верные волки, с которыми он подружился в скитаниях по пустыне.
Карл и Константин затеяли спор о сути крестовых походов, Тангейзеру даже показалось, что друзья стараются отвлечь его, не в силах смотреть, как он рыдает и рвет на себе волосы, переживая за Меджнуна.
– Из всех походов, – с жаром доказывал Карл, – наш самый великий! И не говорите мне про Ричарда Львиное Сердце, что погубил всю армию, Иерусалим отвоевать не умел, бежал с позором и был пленен отцом нынешнего австрийского герцога и передан деду нашего императорского Величества, в плену которого и провел два года…
Константин кивнул.
– Помню-помню. Я бегал смотреть на него ребенком. Огромный и страшный…
– Ричард, вернувшись из плена, собрал огромную армию и повел ее не освобождать Иерусалим, как все ждали и надеялись, а войной на Францию, где вскоре и погиб, напав на замок своего же верного вассала, а вот наш император, отправившись в крестовый поход с крохотной армией… совершил просто чудо! Ричард Львиное Сердце и остальные короли переворачиваются в гробах от зависти!
Вальтер хмыкнул:
– Вряд ли.
– Почему? – спросил Тангейзер.
– Прозвище Львиное Сердце, – напомнил Вальтер, – король Ричард получил не за отвагу, как теперь могут подумать, а за звериную жестокость, с которой он вырезал население Акры! Саладин уже собрал выкуп, который потребовал Ричард за гражданское население Акры, но привезти не успел, и тогда Ричард велел вывести за город все население, а это две тысячи семьсот человек, и на глазах сарацин всех их велел заколоть!.. Были убиты старики, женщины, малые дети и даже младенцы. Для Ричарда всегда было важнее пролить как можно больше крови, картинно рассекать противников от головы и до седла, при виде чего все войско ревело от восторга… еще бы, у них такой могучий король!
Константин пробормотал:
– И неважно, что про него говорили, будто у него сердце льва, а голова осла…
– Так это понятно, – возразил Карл, – у них у всех были такие же головы.
Тангейзер сказал громко:
– Даже Ричард не сможет отрицать, что Иерусалим теперь наш!.. А другие короли, что безуспешно пытались вернуть Иерусалим христианам, в один голос скажут, что это величайшая из побед.
– Без пролития крови, – напомнил Карл. – Кому-то это не понравится.
– Как может не понравиться? – изумился Тангейзер.
Константин посмотрел с ленивым прищуром, но отвечать поэту побрезговал, в руках по-прежнему книга, на которую Тангейзер поглядывал с отвращением: с арабскими буквами и странными математическими знаками.
– Для папы римского, – напомнил Карл, – важнее борьба с неверными. Нет, Иерусалим тоже важен, но папа хотел бы предварительно залить кровью сарацин все эти земли… Да и нашей, собственно, тоже.
Тангейзер спросил пораженно:
– А сарацины что, дадут себя вырезать?
– Папе безразлично, – ответил Карл с горечью, – даже если мы все здесь погибнем. И если погибнут еще тысячи и тысячи. Главное, чтобы убивали сарацин, а не сидели с ними под оливами и не читали трактаты по алгебре.
Константин все помалкивал, Тангейзеру показалось, что эта перепалка лишь забавляет его, словно разговор о давно ему понятных делах, что наскучили простотой и обыденностью. Он все еще держит в руке трактат о математике, заложив палец между страницами, иногда заглядывает туда одним глазком, но в то же время не упускает из внимания их разговоры.
Глава 8
Манфред сказал по секрету, что императору здесь делать больше нечего, он все выполнил, а в Италии папа пытается захватить его владения, пока он здесь, в далекой Палестине. Однако папа не учитывает, что передвигаться император умеет очень быстро, и теперь папа потеряет и то, что у него было.
Тангейзер чувствовал, как среди рыцарей начинается брожение. Большинство, конечно, вернутся в родную Германию, но нашлись авантюристы, что соблазнились здешними красотами, привилегиями, богатством и землями, которые им пожаловали, собираются остаться…
Сегодня он выбирал на рынке местные украшения и заприметил молодую женщину, слишком рослую и статную для иудейки или сарацинки, те все черные и мелкие, а эта высокая, статная, вся сияющая молодостью и красотой, лицо смуглое от солнца, но чувствуется, что кожа ее белая, Тангейзер на миг представил, где именно у нее начинается белая полоска, и ощутил, как кровь прилила к лицу.
Женщина словно ощутила его жаркий взгляд и смущение, обернулась, смерила его строгим взглядом.
Он подошел торопливо, учтиво поклонился.
– Простите, простите, что так вас рассматривал… просто вы не похожи на местную…