Танги

Танги поднялся. Ему было стыдно, он дрожал от страха. Он бормотал про себя: «Мама… мама… мамочка…» И потащился в вагон. От голода у него кружилась голова. Никогда в жизни он так не страдал. Он думал, что сейчас умрет… Никогда с ним не обращались так несправедливо. Он собирался залезть в вагон, но тут кто-то тронул его за плечо: сзади стоял старик еврей.

— Кто-нибудь болен? — спросил он.

Танги попробовал улыбнуться ему, но разразился слезами. Старик ласково погладил его по волосам и положил руку ему на голову.

— Не надо плакать, — сказал он. — Вы такой стойкий. Вы должны подавать пример другим.

Но Танги больше не владел собой. Он рыдал все сильней. Он чувствовал себя совсем разбитым.

— Возьмите! — И старик протянул Танги большой кусок хлеба. Затем он достал из чемодана маленькую бутылочку и сунул Танги в карман. Это вода, — продолжал он. — Берегите ее. Она вам будет очень нужна.

У Танги не было даже сил поблагодарить старика. Он не мог говорить, не мог сдержать слез. Он влез в вагон.

— Я хотел еще сказать…

Танги повернулся к старику, и тот продолжал:

— Если что-нибудь случится с одним из малышей… Я хочу сказать… Если вдруг произойдет какое-нибудь… несчастье… не давайте детям плакать и кричать. Арестованные падают духом, когда слышат, как плачут их дети. Заставьте их петь.

— Что петь?

— Все равно что… Разве вы не знаете никаких песен?

— «При лунном свете, мой друг Пьерро»?

— Вот-вот, очень хорошо.

Поезд продолжал путь. Часы шли за часами, и каждый час приносил новые муки: жажду, голод, тоску, одиночество, отчаяние, страх!.. Танги перестал бороться с воспоминаниями, которые завладели им и терзали его. Он бессознательно продолжал плакать, не стараясь найти ни причины, ни оправдания своим слезам. Он твердил себе: теперь все совершенно безразлично и, что бы ни случилось, он больше не увидит ни маму, ни Мишеля. Равномерное покачивание поезда притупляло его тревогу. Иногда он спрашивал себя, какая жизнь ожидает его в лагере. «Не все ли равно? — отвечал он себе. — Не все ли равно… В конце концов они нас убьют». Но надежда не хотела умирать в его душе, и порой он принимался строить воздушные замки: его арест — просто ошибка; он не еврей; он ничего не сделал дурного. Начальник лагеря во всем разберется и отпустит его на свободу. Он даже извинится перед ним!..

Маленькому Ги становилось все хуже. Он ничего не хотел есть, только выпил несколько глотков воды. Он лежал неподвижно, вытянувшись на соломе, до того худой и бледный, что казалось, уже умер. Танги гладил мальчику волосы, такие мокрые, словно тот долго гулял под дождем.

За вагоном расстилалась немецкая земля. Мирные поля, живописные деревушки, хвойные леса. Танги решил, что Германия красивая страна и он с удовольствием побродил бы по ней. Как-то вечером он увидел такой красивый закат, что снова принялся плакать. Заходящее солнце окрасило в розовый цвет луга и тихие струи маленькой речки.

Танги упорно старался понять, как могут происходить такие ужасы. Он долго вглядывался в природу, как будто погруженную в глубокий сон, и вдруг понял, что ни эта страна, ни люди, живущие в ней, ничего не знают. Немецкие крестьяне, стоявшие возле своих домов и смотревшие на этот длинный состав, считали, что в нем везут боеприпасы или скот, а может, сельскохозяйственные машины. Если даже предположить, что они узнали бы правду, они все равно ничего не могли бы сделать. И кто вообще может что-нибудь сделать?..

Поезд шел уже девяносто шесть часов, и на рассвете пятого дня маленький Ги перестал дышать. Сначала Танги ничего не заметил. Потом ему показалось, что Ги лежит слишком тихо. Он стал трясти маленькое тельце, но оно уже застыло.

Танги никогда не видел мертвых. Сначала он чуть не закричал. Но тут же сообразил, что криком ничему не поможет. Он снял пальто и прикрыл лицо Ги, который лежал с широко открытыми глазами, пристально глядевшими в потолок. Затем Танги постарался отвлечься. Он стал смотреть на прекрасную страну, пробегавшую у него перед глазами. Он чувствовал какую-то страшную пустоту в груди и не двигался, боясь нарушить свое оцепенение. Ему хотелось обернуться и увидеть дружеское лицо. Но он не шевелился. Вдоль его худенькой спины пробегали мурашки. Вдруг кто-то из детей закричал:

— Здесь лежит мертвый! Мертвый!.. Я боюсь!

Другие дети заплакали. Танги встал. Он приоткрыл рот, но голос замер у него в горле. Он сделал нечеловеческое усилие и запел:

— «При лунном свете…»

Несколько голосов поддержали его… слабые, неуверенные голоса… Многие фальшивили.

Путешествие длилось девять суток. Труп маленького Ги вытащили на шестой день вечером. Эсэсовцы бросили его тут же, на запасном пути…