Танги

— Я не хотел ничего говорить тебе заранее: я не был уверен, что получу что-нибудь на этот раз. Ты не мог бы заснуть и был бы разочарован, если б я пришел ни с чем… Вот все это я заработал, играя Шопена. Как видишь, нельзя утверждать, что музыканты умирают с голоду. Теперь мы разделим все это на две равные части и съедим их hic et nunc[10]. Все, кроме печенья, которое я завтра же обменяю на кусок мяса. Ничто не сравнится с куском мяса, когда надо придать человеку уверенности в себе. Итак, приступим.

Танги первый раз в жизни плакал от голода. Он смотрел на лакомства, которые Гюнтер разложил на тюфяке, не веря своим глазам и не смея прикоснуться к ним. Вот уж три месяца, как он не видел апельсина или банана. Он был потрясен одним видом этих плодов. Танги попытался представить себе, какой вкус у апельсина. Наконец он пролепетал:

— Я не могу… Они не мои… Их дали тебе… Я не хочу…

— Ты не хочешь? Клянусь, добром или силком, но я заставлю тебя съесть один апельсин, вот этот кусок хлеба, один банан и половину торта! Мы вместе отпразднуем день рождения коменданта!

И Танги начал есть. Он был счастлив; так счастлив, что ему казалось, будто большего счастья в жизни не бывает. Он улыбался и с волнением смотрел на Гюнтера. Молодой человек старательно ел, а сам рассказывал Танги, как прошел концерт и какая там была обстановка. Но Танги не слушал. Руки у него дрожали от волнения. Он старался справиться с собой и есть медленней, но не мог. Он бросал по сторонам испуганные взгляды и говорил себе, что им надо все кончить, пока никто не проснулся, иначе заключенные поднимут крик, будто у них за спиной занимаются спекуляцией. Когда они все съели, Танги сиял от радости. Он весь вспотел. Он не находил слов и бросился Гюнтеру на шею.

— Я люблю тебя… — Танги не знал, почему на глазах у него выступили слезы. — Я люблю тебя так же, как маму… может быть, даже еще больше… Я так тебя люблю!..

Гюнтер был тоже доволен. Он вытер руки и влез к себе на нары. Танги заснул не сразу. Он тихонько плакал; но первый раз со дня приезда в лагерь он плакал от счастья.

XII

Пришла зима. Сначала полили дожди. Земля превратилась в клейкую грязь. Небо обложили серые и черные тучи. Ближний лес словно потемнел. День за днем шел дождь; тяжелый частый дождь, который пронизывал насквозь, до самых костей. Ветер тоже не затихал.

По утрам сигнал к побудке раздавался в темноте. Сирена срывала заключенных с тюфяков. Они тащились на плац. Им не выдали шинелей, и они дрожали всем телом. Больше часа стояли они под дождем, на ветру, пока не кончался сбор. Эти сборы с каждым днем тянулись все дольше. Каждую ночь заключенные умирали от холода. Товарищам приходилось тащить их трупы на плац. Капо хотели убедиться собственными глазами, что они действительно умерли. По приказу коменданта громкоговорители передавали последние известия и военную музыку.

Танги, засунув руки под мышки, прыгал на месте, чтобы хоть немного согреться. Он весь дрожал от холода. Его тонкая арестантская одежда сразу промокала от дождя. У него не было никакого белья, и струйки воды стекали прямо по телу. Он кашлял. Теперь он больше не плакал и не жаловался. Он знал, что слезами ничему не поможешь. Он даже привык смотреть на трупы и часто говорил себе, что надо привыкать ко всему, даже к смерти.

Заключенные, занятые на стройке, надеялись, что на время дождей их переведут на другую работу. Но им сказали, что немецкие солдаты сражаются в грязи и в русских снегах — и не ропщут.

Работа стала теперь утонченной пыткой. В первые дни слезы Танги стекали ручейками в лужи, стоявшие вокруг него. Но вскоре он устал и от слез. Он поступил, как и все, — смирился. Земля превратилась в липкую жижу шоколадного цвета, она стекала с лопат и лилась обратно в траншеи. Труд стал совершенно никчемным. Заключенные без конца повторяли движения, не имевшие ни смысла, ни цели. К физической усталости прибавлялась ярость от сознания, что работа их бесполезна, что это даже не работа.

Первые недели Танги был уверен, что он не выдержит, что он умрет или сойдет с ума. Он постоянно думал о матери; он говорил себе, что никогда ее не увидит. Но мало-помалу он узнал, что не так-то легко умереть и что есть кое-что похуже смерти: медленное умирание.

Эсэсовец и капо, сторожившие заключенных во время работ, заставили их построить небольшую деревянную хибарку. Они сидели в ней и болтали или играли в карты. Иногда они разводили там огонь. Когда Танги поглядывал на них, он видел, как они греют руки и ноги у огня. А заключенные мокли под дождем; все тело их пронизывал холод и ветер; грязь хлюпала у них под ногами; в душе была пустота.