Танги

Преподавателя испанской литературы звали дон Армандо. Он привил Танги вкус к классической литературе и точности выражений. Он же руководил и его чтением серьезных произведений: Сервантеса, Лопе де Вега, Кеведо, Кальдерона, затем Азорина, которого Танги полюбил больше всех, Пио Бароха, Унамуно. Дон Армандо, маленький человек с синими глазами, имел одну особенность: его брови срослись на переносице. Он был северянин, родом из Галисии, и готовил диссертацию «О влиянии немецкого романтизма на развитие испанской литературы XIX века». Это был человек громадной культуры и тонкого ума. Танги очень любил беседовать с ним. Другие ученики не так любили дона Армандо, потому что он был очень строг, выставляя отметки, и требовал тщательной подготовки уроков. Танги надолго запомнил пометки, написанные твердым почерком на полях его тетрадок для сочинений: «Излишне!» Или: «Пошло!» Или: «Довольно метафор!»

Был в коллеже еще дон Исман, преподаватель французского языка, человек сухой, нервный, с большим умом, но со скверным характером, он тоже ставил Танги отличные отметки. И дои Хосе Агильде, математик и превосходный педагог, обладавший редким качеством: он умел внушать ученикам любовь к алгебре… И многие другие.

Самым страшным пугалом для Танги был дон Сантос, человек очень мягкий и вежливый, но имевший один ужасный недостаток: он преподавал латинский и греческий языки. Танги никогда не занимался этими языками. Теперь ему пришлось учиться с мальчиками, которые уже два года осваивали склонения и неправильные глаголы, и Танги каждый раз страдал, отправляясь на урок латинского языка. Он прилагал все силы, чтобы им овладеть. Вдобавок ко всему дон Сантос взял себе за правило спрашивать его на каждом уроке: «А ну-ка, откроем «Речи» Цицерона…» Танги кажется, что он и теперь еще слышит голос этого редкого человека, у которого хватило терпения начать образование Танги с самых азов. Как-то учитель сказал ему:

— Приходите ко мне каждый вечер во время занятий изящными искусствами. Я думаю, что греческий и латынь вам гораздо полезней, чем рисование и музыка.

Итак, Танги каждый вечер шел к дону Сантосу, в библиотеку для преподавателей. Там проводил он не один час, потея над склонениями и спряжениями. Однако скоро он уже мог довольно свободно переводить Цезаря, а затем и Цицерона. Это было для него подлинным откровением. Дон Сантос сумел внушить Танги интерес к истории как к единому процессу. Прежде чем разбирать какую-нибудь речь Цицерона, дон Сантос рисовал перед учениками настоящую историческую фреску; тогда текст приобретал новый смысл, обогащаясь и как бы воскрешая целую эпоху. Через четыре месяца Танги уже обогнал товарищей, а вечерние занятия всё продолжались. Дон Сантос радовался:

— Вот увидишь, я сделаю из тебя латиниста!

И оба смеялись. Танги читал Овидия, которого любил больше всех латинских авторов. Он знал на память большие отрывки из его «Скорбных элегий» и любил громко декламировать их, расхаживая у себя по комнате. Когда у него бывало тяжело на душе, он находил в этом лучшее утешение, чем в сочувственных словах любого из окружавших его людей. На втором месте среди его излюбленных писателей стоял Виргилий. После такого обучения Танги уже никогда не мог отрицать старых мастеров. Дон Сантос научил его самому верному способу уходить от действительности: он привил ему вкус ко всему бессмертному.

Еще одной особенностью преподавания в коллеже был «совместный труд бригадами», которому отец Пардо придавал очень большое значение. Учеников распределяли по трудовым бригадам для изучения той или иной проблемы. Они следовали девизу: «Все за одного, один за всех». В этих бригадах отец Пардо решительно не допускал никаких руководителей. В них не было ни старосты, ни начальника, выбирали лишь «философа», который должен был обобщить работы других: связать их, прокомментировать и сделать из них единое целое. Каждый четверг одна из бригад делала доклад перед собранием преподавателей и отцов, подводя итоги проделанной работы. Отцы и преподаватели задавали ученикам «каверзные вопросы». Их следовало предвидеть заранее. Порой эти вопросы были настолько сложны, что вызывали споры между самими учителями. Последнее слово всегда оставалось за отцом Пардо. Все полагались на него. Преподаватели говорили, что он настоящий «кладезь премудрости». И он действительно обладал поразительной памятью. Его познания были одинаково глубоки как в истории, так и в химии, как в литературе, так и в точных науках, и все удивлялись, что человеческий мозг может вмещать столько разнообразных знаний и, главное, что он способен их усвоить.

X