Танго на граблях

Я машинально перевернулась на бок и, не открывая глаза, потянулась вверх. Коснулась губами напряженных мужских губ.

– Ты нужен мне, – снова прошептала и ощутила чуть горьковатый вкус поцелуя.

Глава 24

Огромный зал для приемов утопал в полумраке. В тусклом мерцании огней мелькали незнакомые лица гостей, безучастные к моему присутствию. Я поискала глазами Константина, но его нигде не было видно.

– Вы только посмотрите, какая у нас здесь куколка, – раздался за спиной насмешливый женский голос.

Я обернулась. Прямо напротив сияло, словно начищенный самовар на именинном столе, холеное личико Алисы Романовны. Я растерянно моргнула. Почему она так на меня смотрит?

– Вадюша, ну что же ты не угостишь свою любовницу шампанским? – протянула та насмешливо.

В сердце кольнуло, и я перевела взгляд на стоящего с ней под руку Вадима.

Как же они отвратительны – этот подлый предатель и его жена!

Не говоря ни слова и стараясь не смотреть на гостей, стала протискиваться к выходу.  Шаг, другой – чем быстрее я переставляла ноги, тем дальше от меня оказывалась дверь. Меня охватило отчаяние.

– Нет! – выкрикнула что есть силы и рванулась вперед.

В следующее мгновение оказалась в чьих-то крепких объятьях.

– Почему ты все время от меня убегаешь? – прошептал Константин, обхватывая мое лицо ладонями и не позволяя вырваться.

Взгляд встретился с глубоким проникновенным взглядом.

– Ты нужна мне, – произнес он таким проникновенным, полным мольбы голосом, что по телу невольно прошла дрожь.

Мягкие подушечки пальцев коснулись моих губ. Сердце учащенно забилось, а потом пришла боль.

– Виола, – я с трудом выдавила имя подруги и почувствовала, как к горлу подступает ком.

Костя ничего не ответил. Заключил меня в объятьях и прильнул губами к моим дрожащим чуть приоткрытым губам.

По венам прокатилось тепло. Я обвила руками шею любимого и ответила на поцелуй. Боль понемногу стала отступать. Она будто растворялась в охватившем меня ощущении надежности, позволяя окунуться в это выстраданное блаженство с головой.  Я забыла обо всем: о предавшем меня любовнике, о его ехидне-жене, о подруге, которую я предавала – все стало неважным. Единственное, что имело сейчас значение – биение наших сердец, звучавших в унисон.

– Я никогда тебя не предам, – шептали нежные губы, осыпая горячими поцелуями мое лицо. – Ты – моя, только моя.

Костя дрожал всем телом. Гладил мою спину, плечи, волосы и говорил, говорил. Я верила каждому его слову. И таяла от блаженства, скользя руками по широким мужским плечам и впитывая каждой клеточкой ароматы витающей вокруг нас любви.

Внезапно чьи-то тонкие пальчики схватили меня за руку, а затем рванули с такой силой, что я не удержалась и отшатнулась от Кости.

– Любишь чужих мужчин, крошка? – угрожающе прошипела Алиса Романовна и сдавила мое запястье.

Острые коготки впились в кожу, и до самого плеча руку пронзила острая боль.

– Оставь меня в покое, ведьма! – выкрикнула я в отчаянии.

Тупая ноющая боль вернулась. Сдавила сердце, выкручивая его, словно старую половую тряпку. Рука начинала неметь, и я дернулась, вырывая ее из цепких лап хищницы. Вздрогнула всем телом… и проснулась.

С трудом подавляя охватившую меня панику, огляделась. Где это я?

Огромное во всю стену окно было наполовину прикрыто горизонтальными жалюзи, и яркий луч солнца, проникающий сквозь открытую часть в комнату, заставил зажмуриться. До ушей долетели звуки гремящей посуды.

Ну, конечно же, я дома у Ника.

Тут же вспомнился злополучный прием. Алиса Романовна, Вадим, поцелуй с Константином и потрясенное выражение лица Виолетты. Господи, у меня уже туристическая тропа проложена к этим чертовым граблям! Я закрыла глаза и гулко застонала.

Голова отозвалась тупой болью. Неужели, вчера умудрилась напиться? Я помассировала виски и попыталась вспомнить прошедший вечер.

Сознание выдавало картинки неохотно и лишь небольшими кусками: вот я рыдаю на плече друга, вот пью коньяк, привезенный им из Франции, снова рыдаю, смеюсь – интересно, что меня так развеселило? – болтаюсь на руках Никиты, пока он несет меня в комнату. Я нахмурилась.

Перед глазами всплыла картина: Ник сидит, развалившись в кресле, и безудержно хохочет, затем раздевается, ложится рядом со мной… и целует!

Черт возьми, я целовалась с Никитой! С губ сорвался отчаянный стон, и, чтобы хоть как-то его заглушить, я зарылась лицом в подушку.

Дура! Круглая дура, которая даже пить не умеет!

Чем закончился наш поцелуй, я совершенно не помнила. Напрягла все еще дремлющий мозг и поморщилась от охватившего меня волнения. Сердце заныло в намеке на самые ужасные предположения.

Неужели мы… О, господи! Как я могла? Он ведь мой друг – почти брат!

Над ухом раздалось деликатное покашливание.

Вздрогнув всем телом, я перевернулась на спину.

– Доброе утро, пьянчужка, – с добродушной ухмылкой поздоровался Никита.

– Не уверена, что оно доброе, – отозвалась едва слышно, краснея как рак в кастрюльке.

В руках парень держал поднос, на котором дымилась чашечка ароматного кофе.