Танго на собственных граблях

Платунов и другие полицейские молча наблюдали за ним. Но Настя заметила, что если полицейские смотрят на старика всего лишь с любопытством, то на лице Бориса отразилась настоящая тревога. Невольно это же чувство передалось и Насте и она отчего-то задрожала.

И в ту же минуту во дворе раздались чьи-то громкие крики. Подбежав к окну и выглянув в него, Настя с удивлением увидела своего старого ушастого знакомца. Того самого, который с такой радостью бежал на зов Юдина и которого он доставил в этот дом. Но теперь ушастый был не похож сам на себя. С дикими безумными криками он носился по заснеженному двору, босой и одетый лишь в длинный белый балахон, странно липнущий к его телу. Присмотревшись, Настя поняла, что балахон этот был к тому же мокрый, облитый какой-то жидкостью.

И первой мыслью девушки была мысль о том, что он простудится.

Но присмотревшись внимательнее, она поняла, что дела обстоят еще хуже, чем ей показалось вначале. В руках у ушастого был какой-то предмет, который старались отнять у него несколько полицейских, также носившихся за ним по двору. Вся эта сценка напоминала какую-то детскую игру, вот только лица играющих были слишком уж сосредоточены, чтобы принять все за веселую забаву.

Неизвестно, сколько времени понадобилось бы полицейским для того, чтобы догнать и увести безумца, продолжавшего даже на бегу вопить:

— Аллилуйя!

Причем вопил он во весь голос, и не останавливаясь. Насте даже стало страшно за него, вдруг у него не выдержат голосовые связки? Но неожиданно один из полицейских, неуклюже перебиравший ногами до сих пор, поскользнулся и свалился на утоптанный снег. Бегущие за ним следом тоже не смогли удержаться на ногах. На мгновение посредине двора образовалась куча-мала из барахтающихся в ней полицейских, каждый из которых пытался встать на ноги первым, ронял товарищей и снова падал сам. Место казалось то ли проклятым, то ли просто очень скользким, но подняться у полицейских получилось не сразу.

Ушастый тоже остановился, какое-то короткое мгновение он смотрел на полицейских, а потом на его лице появилось тоскливое выражение. Он поднял вверх руку, и Насте наконец удалось увидеть, что он держал в пальцах все это время. Это была зажигалка. Самая обычная зажигалка в синем пластмассовом корпусе, которую можно купить в любом магазине.

Ушастый щелкнул этой зажигалкой у себя над головой, она не загорелась, а выражение тоски на его лице еще больше усилилось.

Казалось, что ему совсем не хочется делать то, что он делает. Но в то же время не сделать это он тоже не может.

— Что он задумал? — невесть с чего еще сильней встревожилась Настя.

Она распахнула окно, и в комнату ворвался морозный воздух вперемешку с каким-то очень знакомым запахом.

— Ацетоном пахнет.

— Это же он ацетон на себя вылил! — ахнула Настя, которую внезапно осенило, почему белый балахон ушастого так липнет к его телу. — И зажигалка у него в руках! Он облил себя растворителем и хочет теперь поджечь.

Словно услышав ее, ушастый щелкнул зажигалкой еще раз. На сей раз показался крохотный язычок пламени. Но как ни безобидно он выглядел, Настя понимала, этот огонек способен наделать огромных бед.

И она высунулась в окно по пояс и громко закричала ушастому:

— Нет! Прекрати!

Она не была уверена, что он ее слышит. Но он услышал. Парень взглянул в ее сторону, и на короткое время его лицо приобрело почти человеческое выражение. Вроде бы он даже узнал ее, во всяком случае, улыбнулся, и глаза его просветлели. Но уже в следующий момент его лицо снова превратилось в безучастную маску смертника. Ушастый снова поднял руку, но на сей раз не успел ничего сделать, потому что полицейские сумели с толком использовать временную передышку, данную им Настей. Они снова были на ногах и кинулись всей кучей на ушастого. Уже через секунду его повалили на снег, отобрали зажигалку, а самого укутали в теплое одеяло и повели к дому.

Ушастый не протестовал. Он вообще ни на что больше не реагировал. Насте показалось, что он утратил всякую связь с этим миром, таким отрешенным было выражение его лица.

— И со всеми остальными точно такая же хрень, — услышала она чей-то голос за своей спиной.

Это обращался к майору один из его подчиненных, также наблюдавший за сценой.

— Если они свободны, то буйствуют или пытаются наложить на себя руки. Связываешь, замыкаются, ведут себя, словно истуканы. Поставишь, стоят. Уложишь, лежат. Ни слова не говорят. Никакой реакции. Что у них в башках делается, непонятно.

— Это задача врачей разобраться, что у них в головах, — строго заметил подчиненному Платунов. — Мы же свое дело сделали. Эти люди больше не зависят от своего кукловода.

И майор кивнул в сторону притихшего старца. Но тот неожиданно поднял голову и громко произнес:

— Ошибаетесь, господин полицейский! Я могу контролировать этих людей из любого карцера, куда вы меня засунете. Наши мысли связаны воедино. Прикажу им умереть, они умрут.

— Не умрут.

— Доказать?

И старец взглянул в сторону окна.

— Посмотрите сами, — предложил он остальным.