Залезла в комод, достала свой паспорт, немного денег. Увидела, что среди документов Ибрагим хранит нашу с ним фотографию. Взяв её в руки, чуть не разревелась вновь, но сдержалась, а фото забрала с собой. Переоделась в джинсы, футболку, расчесалась.
Теперь предстояло самое страшное – оставить Ибрагиму записку. С чего начать? С того, что я убила его друга и потому решила сбежать? Это было бы правдой. Но была и ещё одна правда, о которой нельзя было писать: что я любила Ибрагима, и совсем не хочу убегать, но и в тюрьме сидеть за убийство подонка тоже не было желания.
Подумав, написала:
«Ибрагим, я знаю, что, читая это письмо, ты ненавидишь меня за то, что я сделала с Хасаном. Но он напал на меня, и я была вынуждена защищаться. К тому же это не первое его нападение на меня. Поэтому я поквиталась с ним и сейчас уезжаю. Я не могу жить в мире, где мужчины относятся к женщинам, как к своей собственности. Скорее всего, власти Турции задержат меня и арестуют. Я не знаю, что со мной будет. Прощай».
Вспомнила, что во избежание тщательного паспортного контроля, я намеревалась на пароме переправиться в Грузию, а оттуда в Россию. Сейчас этот путь показался мне немыслимо длинным и опасным. Полечу самолётом. Будь, что будет!
До аэропорта добралась на такси. Купила билет на ближайший самолёт. Во время паспортного контроля нарвалась на лекцию о несвоевременном отъезде из страны, и в паспорт мне влепили печать о депортации. Вся их назидательная трескотня давила на уши, но я ничего не воспринимала. В какой-то момент они, наверное, поняли, что мне всё по барабану и оставили в покое.
Откинувшись в кресле Боинга, устало закрыла глаза. Через несколько часов буду в Москве. Что меня ждало на родине, я не знала, да и знать не хотела.
Полёт казался бесконечным. Скорее бы покинуть авиалайнер! Почему-то стало страшно от мысли, что при выходе меня задержат за убийство Хасана. Но нет, обошлось.
Московское лето встретило меня дождём. Поэтому поспешно нырнула в метро и поехала на железнодорожный вокзал. Купила билет на ближайший поезд до родного города и зашла в кафе – уж больно хотелось есть.
Поездка в поезде показалась пыткой. Вроде, всё родное: русские люди, поскрипывающий плацкарт, помятая проводница, но я ощутила тоску по Турции. Кажется, заморская страна стала частью меня.
Добравшись до места, купила сим-карту, позвонила родителям. Я и прежде общалась с ними довольно часто, но сейчас остро ощутила любовь и привязанность. Мне не хватало их поддержки. Ведь любовь родителей всегда искренна. Эту любовь не надо заслуживать своими хорошими поступками, или бояться потерять за счёт плохих.
Но сейчас папа с мамой находились в другом городе, куда переехали вместе со мной после злопамятного случая, и откуда я сбежала в Турцию. А вот Аня осталась в нашем родном городе, поэтому я отправилась сразу к ней. Кажется, дружеские чувства пробуждались после долгой спячки.
Позвонив в дверь её квартиры, услышала топот детских ножек и голос Ани:
- Иду!
Через пару секунд дверь открылась, и Аня обомлела, увидев меня. Мы стояли пару минут, глядя друг на друга, а потом она кинулась мне на шею.
- Лариска, как же я рада тебя видеть! Наконец-то ты вернулась!
Кучерявый малыш с удивлением уставился на меня, а я на него. Симпатичный, похож чем-то на Аню.
- Не думала, что у тебя такой взрослый сын, - призналась я. – Казалось, что ему не должно быть больше года.
Аня напряглась, но промолчала.
- Кто там? – раздался из соседней комнаты мужской голос, и в коридор выехала инвалидная коляска, в которой сидел… Лёша.
Я закричала, будто увидела привидение, и отступила назад. Но входная дверь уже была закрыта и я упёрлась в неё спиной. Лёша появился, как призрак из прошлого, взбудоражив воспоминания.
Придя в себя, глянула на Аню и спросила:
- Что этот козёл делает здесь?
Аня замялась, потупив взгляд, и ответила:
- Знакомься, Лариса, это муж.
Если бы она ударила меня табуреткой по голове, я бы удивилась меньше. Я стояла, вжавшись спиной в дверь, и смотрела на красивое лицо брюнета, который несколько лет назад изнасиловал меня, став моим первым мужчиной. Я ненавидела его почти так же, как всех остальных, кто был тогда у озера и издевался надо мной и Аней.
- Как ты могла? – хриплым голосом спросила я Аню, чувствуя, будто она предала меня. – Этот сукин сын изнасиловал меня, а ты…
Я захлебнулась от негодования. Но Аня выдержала мой обвиняющий взгляд и сказала:
- Но после он заступился за нас с тобой. Именно из-за этого парни отделали его так, что теперь он инвалид.
Я сглотнула, глядя на коляску.
- Так ты что, Ань, вышла замуж из жалости? Тебе показалось, что он не такой, как все его дружки? Неужели ты не понимаешь, что если бы он был другим, то в тот день он не был бы в их компании! Да ещё и родила от него!
Последние слова я прокричала, надсаживая горло, из-за чего ребёнок испугался и, заревев, кинулся к маме.
Аня смотрела на меня холодным взглядом, будто я несла нелепицу. Потом подтолкнула сына к Лёше и попросила:
- Уведи Костю в комнату.