Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза

Лиза тупо стояла и смотрела на ее окровавленное тело. Надо бы перевязать несчастную… Чем? Да хотя бы вещами, разбросанными на траве… Но даже на самый неопытный взгляд видно было, что сделать уже ничего нельзя — раны слишком страшны, женщина умирает, вот-вот умрет, и как облегчить ее последние минуты — неведомо.

Лиза зажмурилась от ужаса, с тоской понимая, что, если раненая попросит пить, она все-таки выйдет на берег, подставит себя под пули и попытается принести ей воды, хоть в горсти, хоть платок намочив… Какой платок? У нее же ничего, кроме купальника!

— Ты кто? Ты русская? — вдруг заговорила, вернее, выдохнула женщина.

Если на первый вопрос ответить было бы затруднительно (нет, ну в самом деле, как объяснить раненой, кто такая Лиза?!), то на второй ответ однозначный:

— Да.

Молодая женщина вновь с трудом разомкнула сухие губы:

— Сходи на Полевую, 42. В ломбард… Я им деньги должна. Возьми в саквояже квитанцию, отдашь им. Скажи, что меня убило. Вещи мои себе возьми… только отдай квитанцию… — Голос ее прервался, глаза закрылись.

Лиза невольно вскрикнула: умерла?! Но ресницы снова поднялись, и измученные глаза опять взглянули на нее:

— Как тебя зовут?

— Лиза. Елизавета Хов… — Она запнулась на фамилии.

Брови женщины дрогнули, в глазах что-то словно бы вспыхнуло — и в следующее мгновение они закатились, рот приоткрылся, струйка крови выползла на подбородок…

Незнакомка умерла.

Лиза несколько мгновений тупо смотрела на нее, затем упала ничком, сотрясаясь в страшном нервном ознобе, рядом с мертвой. Сколько времени прошло — минута, час? Она лежала и постепенно успокаивалась, только глаза жгло. Оказывается, из них текли слезы. А ведь Лиза думала, что все слезы выплакала еще тогда, осенью, при обстреле поезда… Ну, их за прошедшее время, подавленных, мучительных, тайных, скопилось в душе столько, что теперь можно рыдать без остановки несколько дней.

Можно. Но времени на это нет!

Лиза приподнялась и поглядела в сторону берега, видного из-за кустов.

Обстрел прекратился, самолет улетел. Кругом валялись мертвые тела, живых не было видно: то ли убежали с берега, то ли просто не осталось никого живого.

— Боже мой… — пробормотала Лиза. — Боже ты мой!

Додумать она не успела. Послышался рокот мотора, и Лиза увидела, что на берегу появился грузовик. Из кузова прыгали солдаты и разбредались по берегу. Они собирали мертвые тела, искали живых и раненых. Постепенно из леска, из рощицы выбирались те, кому удалось спастись от страшного обстрела. Многие женщины не могли унять истерику, да и мужчины выглядели не лучше.

Среди полуодетых людей, бродивших по берегу, Лиза увидела молодого человека с растрепанными русыми волосами. На нем был только незастегнутый мундир и трусы — ни галифе, ни сапог своих он, очевидно, не нашел, да и, такое впечатление, был не слишком-то озабочен своим видом. Он пристально всматривался в лица всех женщин, как если бы кого-то искал среди них. Это был человек по фамилии Вернер, и Лиза вдруг поняла, что он ищет ее.

Вот уж с кем Лиза ни за что не хотела бы встретиться сейчас! Конечно, он явный ловелас, болтун и бабник, но прежде всего — солдат, фашист, и рано или поздно Вернер начнет задавать вопросы, на которые Лиза не сможет ответить. Все, что она так уверенно придумывала, пробираясь через лес к реке, все, что казалось таким убедительным, сейчас виделось надуманным, глупым и неправдоподобным даже ей самой, а Вернеру небось втройне подозрительным покажется. Еще отволочет в гестапо!

Надо где-то отсидеться, дождаться, пока все уйдут с берега, — и тогда… А где отсидеться-то? Здесь, в роще, ее живенько отыщут. Не Вернер, так кто-то другой. И с таким же ворохом вопросов, на которые у нее просто нет ответов. Надо уходить отсюда. Куда? В город, куда еще… Она же хотела попасть туда.

«Матушка Пресвятая Богородица, ну почему ты не остановила меня, почему не отговорила от бредовой мысли пойти в город?! — воскликнула Лиза мысленно. — Почему мне не сиделось в той тишине, в том покое? Почему тишина и покой казались мне мертвящими?»

Все, хватит причитать. Ни Богородица, ни сам Господь, такое ощущение, не намерены вмешиваться в ее судьбу. Еще спасибо надо сказать, что спасли от пуль. А рассчитывать надо только на себя. Не нами сказано, кстати: на Бога надейся, а сам не плошай. И первым делом следует переодеться.

Что несчастная женщина говорила про какие-то вещи? Ой, снова надевать на себя чужое… А что делать, если уже давно нет ничего своего? Ужасно — надевать на себя что-то, принадлежащее мертвой… А разве у Лизы есть выбор? Кстати, она ведь собиралась украсть вещи… теперь они сами свалились в руки.