— Все ваше поколение делает то, что старшие говорят центаврийцы?
— Мы должны. Мы все поклялись подчиняться правилам понтифика, — Клаудия дрожала от злости. — Они заставили нас дать обещание, прежде, чем мы поняли, что это означает обязанность выходить замуж за того, на кого они укажут.
— Почему бы не плюнуть на эти обещания? Почему никто не протестует? — сейчас не те времена.
Все трое посмотрели на меня с ужасом в глазах. Ладно, по ихнему это нечто важное.
— Мы дали обещание, — тихо сказала Лоррейн. — Мы… мы не можем просто его разорвать.
Клаудия и Дорин кивнули.
— Нас отлучат, — сказала Дорин. Прозвучало это так, словно отлучение — самое худшее, что с ними может произойти в жизни. Ладно, центаврийцы до сих пор живут в прошлом. — И нам некуда идти, — она сглотнула. — Но меня это больше не волнует.
— Мы должны найти выход, — кивнула Лоррейн. — Все мы.
Я задумалась. Как-то мама предупредила меня, когда пыталась убедить не очень увлекаться Джеффом, что впоследствии могут появиться проблемы медицинского характера. Мол, придется обращаться к земным докторам и вот тут-то все и раскроется.
— В вашем поколении есть специалисты медики?
— Почти все женщины знают медицину, — кивнула Лоррейн. — И мы можем обучить кого угодно.
— Сколько из вас готовы принять позицию Дорин, не боясь нарушить обещание?
Лоррейн и Клаудия переглянулись.
— Наверное, все, — наконец, неуверенно сказала Лоррейн. — Много было… разговоров, о том, о чем говорила ты, Китти. Нам надо было задуматься о том, что придется нарушить обещание, но тогда никто не задумывался о последствиях.
— Если я заставлю понтифика сказать, что никто из вас не будет отлучен от церкви, это изменит положение?
— Безусловно, — сказала Клаудия, и остальные с ней согласились. — Если сможешь добиться, чтобы он отменил это глупое обещание вступать в брак только в пределах своей расы центаврийцев, то каждый будет волен выбирать себе партнера по вкусу.
— Хорошо. Тогда мы выберемся из этой ситуации. Это называется всеобщим восстанием. Найдем, где будем жить, к примеру, в Дульсе, и отправимся туда. Он будет только наш. И наших друзей, независимо от того, какой он расы. И, если найдутся центаврийцы, что поддержат нас, даже если опасаются сами открыто выступать, и их тоже.
— Сделаем, — твердо сказала Лоррейн.
— И сделаем это прямо сейчас.
— Мы в деле, — одновременно сказали Клаудия и Лоррейн.
— Я тоже, — сказала Дорин. — И все мои друзья.
— Для обеих рас так будет лучше, как сейчас, так и потом. Вы уверены, что сможете покинуть родителей, не смотря ни на что?
— Не могу дождаться, чтобы уйти от них, — сказала, как плюнула, Дорин. — Им не важно, что я чувствую и чего хочу. Только лишь «хорошо для расы» и «ты должна». Никогда не интересовались тем, что может быть хорошо для меня.
Я подозревала, что молодая центаврийка сердита, но только сейчас поняла, в каком аду ей пришлось жить все это время. Ярость полезна, но не хочется, чтобы общество центаврийцев разделилось на два противостоящих друг другу лагеря. И без того достаточно групп, пытающихся их уничтожить.
Прежде, чем я что-то сказала, нас догнали Люсинда и Альфред.
— Я не выйду замуж за Джеффа! — крикнула Дорин достаточно громко, чтобы ее услышали и в гостиной. Уверена в этом. Она спряталась за моей спиной. Стало понятно, что она боится, что ее силой заберут отсюда и уведут куда-нибудь.
— Глупо, — я глубоко вдохнула. — Кевин!
Мужская половина общества должна была прислушиваться к происходящему у нас. Трудно не заинтересоваться. Меньше чем через минуту Кевин уже стоял рядом со мной.
— Что происходит?
— Кевин, свяжись, пожалуйста с руководителем президентского отдела по борьбе с терроризмом. Попроси ее передать президенту, что у нас здесь образовались политические беженцы. Не уверена точно, сколько их. Сотни, может быть, тысячи. Они просят у правительства Соединенных Штатов защиты из-за религиозных преследований.
— Передаю, — Кевин вытащил телефон.
— Остановись, — тихо сказала Люсинда, но Кевин начал набирать номер. — Нет, не делай этого.
— Хочешь посоревноваться со мной, — я взглянула прямиком в глаза Люсинды. — Без проблем. Я видела, как прикончили твоего отца-убийцу и его мострообразное альтер-эго. И я помогла прикончить его. И никакого раскаяния. Я прикончила эту сучку Беверли, которая пытала и пыталась убить Джеффа. И у меня нет никаких сожалений, когда я снесла ей башку бейсбольной битой и не испытываю никаких угрызений совести. Ты мне не страшна. Ты сейчас представляешь собой ту часть фанатичных и нетерпимых людей, с которыми моя семья борется всю свою жизнь, пытаясь остановить, — я глубоко вздохнула. — Кристофер!
— Да, Китти, — он появился рядом с Кевином.
— Позвони отцу. Передай ему, что если он не положит конец любой форме принудительного брака и будет отлучать от церкви любого, кто идет против этого, я стану хуже, чем угроза со стороны «Клуба 51» и всех сверхсуществ вместе взятых.
— Сейчас сделаю, — Кристофер начал набирать номер на мобильнике.