Танго с ветром

— Круто. Ради этого я бы мог стать человеком.

— А больше ни ради чего?

— Не знаю. Я просто подумал, когда смотрел, как вы тут рыдаете все по очереди, что у жизни должен быть вкус, что в этом ее смысл. Просто вы всегда ждете, что у жизни будет вкус клубничного варенья, а у нее иногда вкус оливок. Просто вы этого не поняли сразу.

— Иногда у нее вкус говна, Оди, — говорит Соня. — Ладно. Не будем об этом.

Соня замолкает и фокусирует взглядом в стекле стакана. Ей нравится смотреть, как свет преломляется в гранях, в ее голове в этот момент роятся не мысли, а рифмы. Да. Именно рифмы. Ветер рифмуется с дыханием, качание растений с шагами танго в памяти Сони, созвездия в черном небе и россыпь огоньков внизу поселка. Мир — это бесконечный коридор рифм. Любое событие в мире обязательно имеет форму — вот что внезапно понимает Соня. И в этом смысл. Она вопросительно смотрит на Оди.

— Ты хочешь узнать, прочитал ли я твои мысли? Прочитал. Ты права насчет рифм. Мир написан стихами. Поэтому нет смысла делать плохие поступки. Они вернутся к тебе рифмой. Творец мира — величайший из поэтов и гениальнейший из музыкантов.

ГЛАВА 22 Утро Джонни. Побег

Утро находит Джонни раскинувшимся в кровати Котенка. Джонни просыпается и, глянув на мобильник, осторожно поворачивает голову. Котенок посапывает рядом. Аккуратно откинув одеяло, Джонни сползает на пол и начинает собирать одежду.

Потом он идет в душевую, достает из рюкзака станок, гель и начинает бриться. Спину щиплет, и Джонни поворачивается к зеркалу, чтобы рассмотреть, насколько Котенок была с ним жестока. Она ни в чем себе не отказывала. Джонни не в восторге от этого.

— Вот сучка, — говорит Джонни и обещает: — Ладно, зачтем в общий баланс.

Он надевает футболку, смотрит на свои руки и видит волдыри. Волдыри. Довольно крупные водянистые волдыри на багровой коже.

— Соня же заметит их? — говорит Джонни сам себе. — Заметит. Пожалеет. Жалость! Жалость и восхищение. Восхищение. Восхищения и так хватает. Я же учитель. А это будет жалость. И Сонина башенка даст первую трещинку. Мало времени. Надо применять интенсивные методы. А если не пожалеет? Ну вот и узнаем все про нее.

Джонни выходит из душевой. Котенок все еще спит. Взяв рюкзак, Джонни направляется к дверям.

После ночи воздух еще свеж. Звуки кристально чисты. И запахи цветов смешиваются с запахами булочек. Этого никогда не оценить жителю прибрежного города, для него это само собой разумеющееся и потому незаметное. Это для приехавших из городов-работяг, из городов-заводов такое утро — чудо, поэтому они и идут по бульвару ошалевшие, с блаженными лицами, словно каждый вдох — какое-то невероятное счастье. А впрочем, почему как? Так и есть. Каждый вдох здесь — невероятное счастье, которое стоит для приехавших изрядных денег, а местным дано даром по праву рождения. Для местных счастье — приезжие. Деньги. Они привозят деньги, а остальное тут есть и так. И совершенно бесплатно. Джонни идет по бульвару мимо лотков с сувенирами, среди редкого потока приезжих — они сразу видны по блаженным улыбкам и сияющим глазам — и разглядывает лотки с сувенирами.

На лотках в основном раковины. Раковины, поделки из них и пейзажи с видом на море. Люди любят море. Они тоскуют по нему долгой длинной зимой. Они счастливые, у них есть смысл жизни: заработать денег и приехать на море. И они хотят увезти кусок счастья с собой, на север. Поэтому они покупают экзоскелеты моллюсков, и моллюски расплачиваются за это своей жизнью.

Когда-то в детстве Джонни было очень жаль и медуз, и моллюсков, он даже ходил собирать их и бросать обратно в море, но потом постепенно привык к тому, что смерть — неизбежное свойство жизни. Мало того, смерть — часть жизни. Есть бытие и небытие, смерть — часть бытия. Это понимание пришло к Джонни в возрасте двенадцати лет, когда жизнь вынудила его самостоятельно совершить первое убийство. До этого он ел мясо спокойно и не задумывался о том, что это кусок чужого тела, потому что оно было упаковано в полиэтилен и очищено от греха магазином.

Но однажды его взяли с собой в деревню родители школьного друга, и там он понял, что значит смерть на самом деле. А на самом деле она значила то, что кролики, с которыми Джонни и другие дети играли на лужайке, на следующий день были принесены в жертву людям. В жратву людям. В еду людям. И все ели рагу из кроликов, хотя накануне все весело смеялись и чесали их за ушами. И Джонни понял, что все в мире — еда. Жить — значит есть других. Джонни думал об этом всю ночь, у него даже поднялась температура.