Танго sforzando

На какое-то время вошедшая пропала из поля зрения Горана и появилась в гостиной. Через неплотно задернутые шторы он видел, как она присела на край кресла, неуверенно оглянулась. Старуха между тем суетилась около кухонных шкафчиков, перебирала коробки в комоде, шелестела полиэтиленовыми пакетами. Горан пригляделся: лекарства.

Выходит, девушке обратилась за помощью. И старуха, осторожная и неприветливая, не только отворила ей дверь, но и впустила в квартиру. И — неслыханная вещь — оставила одну в комнате на почти пять минут. Выходит, знает давно? Абсолютно доверяет?

Мужчина хищно уставился на бледное лицо незнакомки. Чёрные волосы темнее воронова крыла, алебастровая кожа, чуть тронутая румянцем. Выдержанные движения. В ней не было ничего лишнего, наигранного. Её хотелось опекать.

Это «подкупило» старуху? И есть что-то ещё?

Хозяйка квартиры зашла в гостиную, протянула гостье стакан воды и лекарство.

Горан напрягся: от того, что будет дальше, многое зависело.

Старуха что-то сказала. Девушка улыбнулась, сбросила с плеч куртку. И вместе с хозяйкой прошла на кухню.

Горан присвистнул, сделал несколько фото черноволосой незнакомки.

— Что ж за птица ты, скажи мне? — спросил в пустоту.

Глава 10. Мушка

«Моя возлюбленная душка женушка!

Сердечное спасибо за милое письмо, которое ты вручила моему посланному — я прочел его перед сном.

Какой это был ужас — расставаться с тобою и с дорогими детьми, хотя я и знал, что это ненадолго. Первую ночь я спал плохо, потому что паровозы грубо дергали поезд на каждой станции. На следующий день я прибыл сюда в 5 ч. 30 м., шел сильный дождь и было холодно. Николаша* встретил меня на станции Барановичи, а затем нас отвели в прелестный лес по соседству, недалеко (пять минут ходьбы) от его собственного поезда. Сосновый бор сильно напоминает лес в Спале, грунт песчаный и ничуть не сырой.

По прибытии в Ставку я отправился в большую деревянную церковь железнодорожной бригады, на краткий благодарственный молебен, отслуженный Шавельским. Здесь я видел Петюшу**, Кирилла*** и весь Николашин штаб. Кое-кто из этих господ обедал со мною, а вечером мне был сделан длинный и интересный доклад — Янушкевичем****, в их поезде, где, как я и предвидел, жара была страшная.

Я подумал о тебе — какое счастье, что тебя здесь нет!»[9]

* * *

13 апреля, 10–38 утра,

офис директора юридического агентства «Консул»

Санкт-Петербург

Когда за иностранцем закрылись плотные двери, и директор агентства остался один, в переговорную проскользнула помощница, Светлана. Девушка из разряда серых мышек, без которых работа любого офиса встанет прочно и надолго.

— Филипп Иванович, — тихо сообщила она, уткнувшись в папку с бумагами, — заходил Салтыков, у него проблема с Борисом Ртищевым. Тот отказывается от подписания договора в прежней редакции, просит пересмотреть условия перехода риска случайной гибели груза. Ссылается на сезон тайфунов и расходы по страховке…

Директор слушал вполуха. Его интересовал этот англичанин. И информация, которую он ждал. Если бы Светлана сообщила ему о звонке Драгана Алексича, то он бы реагировал куда более активно. А сейчас Филипп Иванович скучал.

— Что Садовников говорит? — Садовников — это его зам.

— Василь Игнатьевич еще не вернулся из прокуратуры.

— Доложи, как вернётся, — директор задумчиво встал, — и передай бумаги по Ртищеву. Салтыкова гони к чертовой матери, — он хмуро уставился за окно. — Не может решить вопрос с клиентом, пусть артачит в горконсультации, бабушек обслуживает…

Он тихо матюгнулся и вышел из переговорной, оставив помощницу в недоумении.

Драган появился после пяти. Когда Филипп Иванович на нервах едва не уволил Садовникова, Свету и старшего юрисконсульта Бабичеву, толковую тётку, кстати говоря, и ему было неловко перед ней — она к закидонам Ртищева вообще не была причастна, дело получила за полчаса до встречи с директором.